МАКСИМ ЖИХ. О НЕДОПУСТИМОСТИ ДИЛЕТАНТИЗМА В ИСТОРИЧЕСКОЙ РАБОТЕ. РЕПЛИКА ПО ПОВОДУ СТАТЬИ О.Л. ГУБАРЕВА

Максим Жих. О недопустимости дилетантизма в исторической работе. Реплика по поводу статьи: Губарев О.Л. К дискуссии о племенных союзах и политогенезе восточных славян до Рюрика

История как наука о прошлом человечества обладает высокой социальной значимостью и привлекает интерес большого количества людей. Формирование широкого круга любителей истории – важный результат исторического просвещения общества. Среди любителей истории закономерно появляются те, кто, не удовлетворяясь, по тем или иным причинам, существующими работами историков, хочет и сам что-то сделать для развития историографии, а обилие журналов делает публикацию делом не сложным. Результат при этом получается двойственным. Некоторым любителям удаётся овладеть методологией научно-исторической работы на должном уровне, смотреть на вещи свежим взглядом, и создавать действительно интересные профессиональные работы (свежим примером такой работы является книга А. Пауля: Пауль 2016). Но, к сожалению, куда чаще желание высказаться существенно опережает у любителей истории проработку источникового и историографического материала и умение корректно с ним работать. Это неумение «компенсируется» наивной убеждённостью в «сверхценности» своих идей, которые почему-то не принимают «окостеневшие» в своих догмах историки, что сопровождается поиском «врагов», политизацией научных вопросов и т.п.

В последние годы инженер-кораблестроитель О.Л. Губарев, увлекающийся древнерусской историей, активно публикует многочисленные работы по «варяжскому вопросу». Об одной из них, посвящённой уровню общественного развития восточных славян накануне сложения древнерусской государственности (Губарев 2020: 4-36), у нас и пойдёт речь. В своей статье О.Л. Губарев пытается доказать, что славянское общество накануне т.н. «призвания варягов» было крайне примитивным экономически, социально и политически, не имея каких-либо признаков перехода к государственности: у восточных славян, по мнению О.Л. Губарева, отсутствовали социальная иерархия, «племенные союзы» (и вообще какие-либо формы социально-политической организации уровнем выше «племени»), развитая военная организация, выделившийся слой знати и т.д. Своим развитием восточнославянское общество, согласно О.Л. Губареву, обязано культуртрегерской деятельности варягов Рюрика.

Характерно, что даже условные «норманисты», то есть историки, придерживающиеся мнения о значительности скандинавского вклада в политогенетические процессы Восточной Европы рубежа I-II тыс. н.э., в своём большинстве обычно решительно отмежёвываются от подобных взглядов[1], и тут О.Л. Губарев противостоит практически всей серьёзной актуальной историографии, предлагая вернуться к донаучным представлениям «норманистов» XVIII – начала XIX в., когда, например, А.Л. Шлёцер писал о восточных славянах: «Конечно, люди тут были, Бог знает с которых пор и откуда сюда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса; не отличавшиеся ничем, не имевшие никакого сношения с южными народами» (Шлёцер 1809: 419-420), что «кто знает, сколь долго пробыли бы они еще в етом состоянии, в етой блаженной для получеловека бесчувственности, ежели не были возбуждены» скандинавами (Шлёцер 1816: 179-180).

По словам О.Л. Губарева «говорить о “восточнославянской государственности” и “политогенезе” в дорюриковские времена не имеет смысла. Точнее, можно говорить об отсутствии восточнославянской государственности до Рюрика и о крайней заторможенности процесса политогенеза у восточных славян до появления его варягов» (Губарев 2020: 20).

Может ли быть так, что большинство историков, рассматривающих восточнославянское общество конца I тыс. н.э. как стоящее на пороге государственности, и ищущих истоки древнерусской общественной структуры во внутренних политогенетических процессах славянского мира, заблуждаются, будучи, на чём настаивает О.Л. Губарев, непрерывно подвержены влиянию политических факторов, в то время как А.Л. Шлёцер и его современный последователь, напротив, правы, будучи честными и объективными, далёкими от политики исследователями? В принципе, может. При условии, что это будет корректно обосновано на основе анализа источников и историографии.

Но собственный анализ источников в статье О.Л. Губарева отсутствует как таковой (при этом автор имплицитно исходит из полной доказанности своих положений), его текст представляет собой по большей части полемику против работ как ушедших (М.Н. Тихомиров, П.Н. Третьяков, Б.А. Рыбаков, В.В. Седов и т.д.), так ныне здравствующих (П.П. Толочко, Н.Ф. Котляр, М.Б. Свердлов, А.А. Горский, Е.А. Шинаков, автор этих строк и т.д.) историков.

Корректная научная полемика должна включать в себя следующие элементы:

(1) Корректное и целостное изложение позиции оппонента с пояснением того, на основе каких источников она построена (ибо рассматривать надо не абстрактные «теории», а стоящие за ними аргументы и анализ источников);

(2) Обоснование своего несогласия с позицией оппонента и объяснение причин разногласий на основе источников;

(3) Проведение собственного анализа источников с пояснением того, что именно было при анализе источников упущено оппонентом.

О.Л. Губаревым данные условия не выполняются в отношении ни одного из «критикуемых» им авторов. Из изложения О.Л. Губарева невозможно составить целостную картину позиции ни одного историка (её изложение подменяется случайными цитатами, выхваченными из контекста или мнениями по отдельным вопросам). Мы не узнаем, в чём состоит концепция и аргументация М.Н. Тихомирова, в чём состоит концепция и аргументация П.Н. Третьякова, в чём состоит концепция и аргументация Б.А. Рыбакова, в чём состоит концепция и аргументация В.В. Седова, в чём состоит концепция и аргументация П.П. Толочко, в чём состоит концепция и аргументация Н.Ф. Котляра, в чём состоит концепция и аргументация М.Б. Свердлова, в чём состоит концепция и аргументация А.А. Горского, в чём состоит концепция и аргументация Е.А. Шинакова, в чём состоит концепция и аргументация автора этих строк и других «критикуемых» инженером историков. Не узнаем, что между ними общего, и чем они различаются (а у всех перечисленных очень разные концептуальные подходы к восточнославянскому политогенезу).

Из изложения О.Л. Губарева невозможно понять, чем его не устраивает проводившийся «критикуемыми» им историками анализ источников. Нет у него и попыток проведения какого-либо собственного их анализа с объяснением того, что прежде упускалось оппонентами.

К сожалению, в тексте О.Л. Губарева целостный анализ источников и историографии полностью подменён общими риторическими рассуждениями, построенными таким образом, словно все его положения давно доказаны и не нуждаются ни в какой аргументации.

О.Л. Губарев настойчиво пытается политизировать чисто научные вопросы о славянском политогенезе и свести сложный и многогранный историографический процесс лишь к воздействию вненаучных факторов, выдавая при этом свои субъективные представления о ходе исторического развития славян за истину в последней инстанции.

Например, О.Л. Губарев регулярно говорит о некоем «удревнении» славян некоторыми учёными: «такой специалист по изучению культуры восточных славян, всячески стремящийся подчеркнуть их высокую культуру, как В.В. Седов» (Губарев 2020: 9); «в исторической науке в СССР имели место постоянные попытки историков-славистов удревнить славян, подчеркнуть их высокую культуру, доказать, что к IX в. восточные славяне стояли на пороге сложения государственности или что ранние формы государства у них уже существовали» (Губарев 2020: 10); «попытки удревнения славян, например, гипотеза Б.А. Рыбакова о Руси Кия… попытки Б.А. Рыбакова обосновать автохтонность праславян на данной территории, начиная с I тысячелетия до н.э.» (Губарев 2020: 11); «гипотеза о союзах племён у восточных славян была необходима для того, чтобы поддержать тезис о сложении государственности у восточных славян к VIII-IX вв. до появления варягов» (Губарев 2020: 15); «делалось всё, чтобы подчеркнуть высокую культуру и древность славян» (Губарев 2020: 16); «на деле эта “новая терминология” есть не что иное, как возврат к гипотезе П.Н. Третьякова и Б.А. Рыбакова сталинских времён (1950-е гг.) о славянских племенных союзах, в попытках всячески удревнить восточных славян и показать высокий уровень их культуры, а также то, что они стояли уже на пороге сложения государственности» (Губарев 2020: 20); «в не заявляемом прямо, но подразумевающемся желании возвысить культуру восточных славян, вопреки имеющимся археологическим и источниковедческим данным» (Губарев 2020: 21).

Полная некорректность подобных выпадов очевидна: проблемы происхождения славян, их расселения, темпов и уровня социально-политического развития славянского общества являются в науке остро-дискуссионными и не имеющими на данный момент однозначного решения. Соответственно, любые рассуждения об «удревнениях», «укорочениях», «завышениях», «занижениях» и т.д. являются не более, чем вненаучными спекуляциями и попыткой вненаучными методами дискредитировать оппонентов. Инженер О.Л. Губарев рассуждает так, словно ему известна «золотая середина», позволяющая похлопывать по плечу и отечески наставлять выдающихся историков. Если О.Л. Губарев считает, что советские учёные были не правы, то это надо предметно обосновывать анализом источников, а не многократным повторением одних и тех же политизированных филиппик.

Вообще, регулярные апелляции к политике, к сожалению, являются важной составной частью стиля О.Л. Губарева. Уже в начале статьи, констатируя в современной историографии «появление новых гипотез о политогенезе восточных славян, якобы стоявших на пороге сложения государственности к моменту появления варягов Рюрика», автор тут же намекает, что оно «может быть объяснено какими-то другими (видимо, политическими – М.Ж.) причинами» (Губарев 2020: 5-6). Между тем, в работах авторов этих «новых гипотез» (М.Б. Свердлова, А.А. Горского, Е.А. Шинакова, автора этих строк и т.д.), в отличие от работ О.Л. Губарева, нет не только никаких апелляций к политическим факторам, но даже и намёков на них. Характерно, что О.Л. Губарев не смог привести ни одного соответствующего примера.

Нагнетая истерию, О.Л. Губарев утверждает, что будто бы «отечественные историки, сторонники скандинавской гипотезы происхождения Руси, шельмовались, лишались работы, репрессировались, их труды не печатали» (Губарев 2020: 16). Хотелось бы знать, кто конкретно из отечественных историков был уволен с работы за то, что был сторонником скандинавской гипотезы происхождения Руси? Кто конкретно был репрессирован за отстаивание скандинавской гипотезы происхождения Руси? На сколько нам известно, таких фактов, кроме случая 1960 г. с отчислением из МГУ студента первого курса исторического факультета А.А. Амальрика (конкретные обстоятельства которого не вполне ясны[2]), не было. Зато есть конкретный пример административного давления на «антинорманистов», причём имевший место не «в те времена укромные, теперь почти былинные», а прямо на наших глазах: в 2011 году был уволен за свою научную позицию сторонник гипотезы о южнобалтийском происхождении варягов, ведущий  научный сотрудник ИРИ РАН, В.В. Фомин. И мне ничего не известно о каком-либо возмущении О.Л. Губарева по этому поводу…

На самом деле, большинство советских учёных были сторонниками скандинавской гипотезы происхождения Руси, свободно излагали её во множестве работ, и именно она доминировала в советской науке (историографический обзор см.: Фомин 2018: 98-164; 2019: 60-97). Показательна в этом отношении книга В.В. Мавродина, вышедшая в 1945 году, то есть во время, по версии О.Л. Губарева, каких-то особых гонений на сторонников скандинавской гипотезы. В ней утверждается, что скандинавское происхождение династии «Рюриковичей», её окружение и связи «не могут быть взяты под сомнение», что «слишком зримо ощутимы следы норманнов в древней Руси для того, чтобы отрицать их роль в образовании и развитии Древнерусского государства», что весьма существенно значение «скандинавов в истории Руси», что «из имён членов семьи Игоря видно, что династия киевских князей, несомненно, норманского происхождения», что в Х в. русские князья содержали многочисленные норманские дружины, что «в составе “русов” было большое число норманнов», что по русским городам сидели варяжские конунги, что Сказание о призвании варягов повествует о приглашении одной скандинавской дружины для борьбы с другими скандинавами или с соседними местными племенами, что нет оснований отрицать большую роль варягов в деле создания государства у восточных славян, где они «выступают в роли катализаторов» (Мавродин 1945: 210, 225, 242, 245, 383-386, 388-389)[3]. Как видим, вполне себе классическая «скандинавская гипотеза» начала Руси.

Кому импонировала скандинавская гипотеза происхождения Руси, тот и в сталинские времена следовал скандинавской гипотезе (В.В. Мавродин), кому она не импонировала, тот развивал другие концептуальные подходы к проблеме происхождения Руси и становления восточнославянской государственности (М.Н. Тихомиров, А.Н. Насонов, Б.А. Рыбаков) и не стоит творческие поиски учёных, многообразие и борьбу разных концепций, сводить к факторам идеологии и давления «сверху». Кроме эпизода «борьбы с космополитизмом» как таковых преследований сторонников скандинавской гипотезы в СССР никогда не было, это миф, создаваемый ныне самими «норманистами», чтобы создать себе ореол будто бы «гонимых», хотя в реальности дело обстоит наоборот: именно «норманисты» занимались и занимаются жёсткой травлей оппонентов, наглядным примером чего являются, в частности, тексты О.Л. Губарева[4].

Важно при этом подчеркнуть, что как «официальная» советская наука не жаловала «норманизм», точно также она не жаловала и «антинорманизм», т.к. оба эти историографических течения рассматривались как идеалистические и не марксистские. И.П. Шаскольский обвинял «антинорманистов» В.Б. Вилинбахова и А.Г. Кузьмина в недопонимании марксистской концепции происхождения русской государственности и подчёркивал, что «после Октября антинорманизм целиком переместился в страны Западной Европы, стал течением российской эмигрантской историографии» и «умер с нею» в 1950-е гг., потому как мог «существовать только как течение русской идеалистической дворянско-буржуазной историографии», а его возрождение на почве советской науки невозможно (Шаскольский 1983: 43-44, 45-47, 50-51).

О.Л. Губарев открыто призывает к политизации исторической науки: «реабилитация сформировавшихся в годы советского антинорманизма представлений о высоком уровне культуры восточных славян лесной полосы в настоящее время может способствовать дальнейшему распространению псевдо-патриотических неоантинорманистских идей с отрицанием какого-либо участия норманнов в образовании древнерусского государства и отрицанием скандинавской природы варягов» (Губарев 2020: 7). То есть историки, в представлении О.Л. Губарева, вместо поисков научной истины, только и должны думать о том, к распространению каких «идей» эти поиски могут привести и согласовываться тут с «хронометром» О.Л. Губарева, а то чего доброго, ему что-то не понравится. Вот не нравится ему «высокий уровень культуры славян» – и всё, для историков такие выводы должны стать табу. При этом «представления» О.Л. Губарева «о низком уровне культуры восточных славян лесной полосы» в настоящее время тоже могут ведь способствовать «дальнейшему распространению» каких-нибудь «идей», например, об «исторической неполноценности» славян, которые неоднократно возникали под пером разных идеологов, представлявших уровень развития славян в соответствии с реанимируемыми О.Л. Губаревым идеями А.Л. Шлёцера (о шовинистических взглядах на историческое развитие славян и их связь с «норманнской теорией» см.: Пауль 2014; 2015: 237-244). Навязываемое инженером О.Л. Губаревым историкам соревнование в «политической благонадёжности» – путь тупиковый. Историческая наука, вопреки О.Л. Губареву, не занимается и не должна заниматься подобными вещами, у неё одна задача: объективное познание исторического прошлого.

Будучи предельно политизирован сам, О.Л. Губарев настойчиво навязывает читателю мысль, что будто бы политизирована именно позиция тех историков, концепции которых ему не нравятся: «В условиях цензуры и господства антинорманизма в СССР подобная линия (о предгосударственном уровне развития восточнославянского общества – М.Ж.) прослеживалась в большинстве публикаций историков-славистов П.Н. Третьякова, С.В. Юшкова, М.Н. Тихомирова, Б.А. Рыбакова, М.Б. Свердлова» (Губарев 2020: 10); «в связи с господством официальной идеологии антинорманизма не только в СССР, но и в странах соцлагеря, возникают подозрения в политизированности данного историка (Г. Ловмянского – М.Ж.), старавшегося показать высокую культуру восточного славянства до появления норманнов» (Губарев 2020: 14).

Создаётся впечатление, что все эти бесконечные попытки навесить на всех, чья позиция ему не нравится, какие-то политические ярлыки, является для О.Л. Губарева просто способом максимально избежать какого-либо аргументированного обсуждения проблем социально-политической истории восточных славян по-существу. В академической науке прибегать к подобного рода «аргументации» недопустимо, ибо если началось навешивание политических ярлыков, научная дискуссия не имеет смысла. Как можно дискутировать с тем, кто, подобно О.Л. Губареву, постоянно норовит обвинить оппонента в том, что построения того обусловлены политическими факторами? В академической науке возможен только один вид критики: критика на уровне анализа источников, которая в статье О.Л. Губарева полностью отсутствует, будучи подменена риторикой и политизацией.

Кстати, если намёки на «политическую» ангажированность оппонентов всё же прозвучали, они тоже должны быть обоснованы источниками, а не голословно постулироваться. О.Л. Губарев доходит до прямого обвинения советских историков, чья позиция его не устаивает, в научной недобросовестности и лицемерии, в том, что в своих научных работах о происхождении Руси, они будто бы писали не то, что думали на самом деле: «видные и известные ученые Юшков, Тихомиров, Рыбаков, Третьяков… видимо, находясь под давлением цензуры и официальной идеологии антинорманизма, были крайне неряшливы в своих работах, посвященных “полянской” гипотезе происхождения руси, что на конкретных примерах было продемонстрировано А.А. Амальриком. Собственно, любой человек, вынужденный вопреки своему желанию говорить не то, что думает, делает это с явной неохотой и спустя рукава. Да ещё и при господстве цензуры и линии партии в исторической науке, допускавшей только хвалебные отзывы на подобные работы. Отсутствие критики работ, идущих в русле официальной идеологии, тоже сказывается на их качестве не лучшим образом» (Губарев 2020: 17).

Обвинения О.Л. Губаревым известных историков в неискренности носят очень серьёзный характер и должны соответствующим образом предметно аргументироваться (например, их дневниковыми записями, письмами, свидетельствами знакомых с ними людей и т.д., но ни одного доказательства в пользу своего тезиса О.Л. Губарев не приводит), иначе они являются просто банальной злонамеренной и спекулятивной клеветой. За клевету обычно подают в суд. Умершие историки сделать этого, и вообще, защитить своё честное имя, увы, не могут. Поэтому в академической науке к памяти ушедших историков принято относиться бережно и писать о них максимально аргументированно. К сожалению, О.Л. Губарев не понимает того, что за слова надо отвечать, то есть аргументировать их, иначе они являются недопустимой клеветой. Наука тем отличается от площадной перебранки, что в научной дискуссии любой тезис должен аргументироваться. Под пером О.Л. Губарева наука как таковая вообще исчезает, ибо при желании всегда можно сказать: «да мой оппонент просто неискренен, он всё понимает, но врёт в силу тех или иных причин», но тот, кто подобное произносит (или подразумевает), автоматически ставит себя вне науки и вне академической дискуссии.

Тезис О.Л. Губарева о научной неискренности советских историков, отстаивавших концепции славянского политогенеза, которые ему не нравятся, легко опровергается обращением к работам ведущих учёных-славистов, первая половина творчества которых приходится на советское время, а вторая – на постсоветское. Никакого рубежа в их творчестве и научном поиске 1991 год не составляет, никто из них ни от чего из изложенного в предыдущих работах не отказывался,  все они продолжали последовательно развивать свои концептуальные разработки предшествующей поры. Назову для примера имена О.Н. Трубачёва (Трубачёв 2002; 2005), А.С. Стрижака (Стрижак 1991; 1992; 1998: 18-56), В.В. Седова (Седов 1982; 1995; 1999; 1999а; 2002), Б.А. Тимощука (Тимощук 1990; 1995), В.Л. Янина (Янин 2001; 2003; 2004; 2008), П.П. Толочко (Толочко 1987; 1989; 2005; 2007; 2011; 2013), А.Г. Кузьмина (Кузьмин 2003), И.Я. Фроянова (Фроянов 1974; 1980; 1990; 1992; 1995; 1996; 1999; 2015), М.Б. Свердлова (Свердлов 1983; 1988; 1996; 1997; 2003; 2017), С.Н. Азбелева (Азбелев 2006; 2007; 2010: 598-618), А.Н. Сахарова (Сахаров 1980; 1982; 2004), А.А. Горского (Горский 1989; 2004; 2011: 129-180; 2012: 192-210), Е.А. Шинакова (Шинаков 2009; 2020) и т.д. Никто из них после 1991 года, вопреки ожиданиям О.Л. Губарева, ни во что не «перекрашивался»[5].

Равно как и многие историки-древнерусисты нового поколения, вообще не жившие в сознательном возрасте в СССР, тоже далеки от взглядов О.Л. Губарева о социальной, политической, культурной и т.д. «неразвитости» восточных славян (см. например: Артамонов 2006: 30-42; 2011: 240-246; Темушев 2014; 2015; Жих 2015: 7-28; 2017: 175-234; 2019; 2020).

Сторонники скандинавской гипотезы происхождения Руси при этом точно также развивали свои взгляды как до так и после 1991 года (см. например: Мельникова 1977; 1986; 2011; 2011а; Петрухин 1982: 143-158; 1989: 26-30; 1995; 2014; Лебедев 1985; 2005).

Сколь голословны и спекулятивны «обвинения», высказываемые О.Л. Губаревым в отношении историков, концепции которых ему не нравятся, столь же неаргументированными являются и его «похвалы» в адрес тех историков, чьи концепции ему близки: «Только отдельным славистам вроде И.И. Ляпушкина удавалось выдержать это давление и с соблюдением необходимых мер предосторожности отстаивать объективный взгляд на историю восточных славян. И.И. Ляпушкин убедительно доказывал отсутствие у славян в VI-VII вв. военных дружин, а значит и “славянской знати”, разложения родоплеменного строя и создания предпосылок возникновения государственности» (Губарев 2020: 11); «Видные историки В.В. Мавродин, Г. Ловмянский, И.П. Шаскольский писали о “племенных княжениях” у славян как форме перехода к ранней государственности. И снова И.И. Ляпушкин оказался на высоте положения, критикуя такой подход. “И.И. Ляпушкин подверг критике мнение о племенных княжениях как государственных образованиях”» (Губарев 2020: 15).

На основе чего мы должны предпочесть позицию И.И. Ляпушкина позиции П.Н. Третьякова или В.В. Седова (если говорить о ведущих археологах-славистах), позиции В.В. Мавродина, Г. Ловмянского, И.П. Шаскольского? Только лишь на основе того, что она близка взглядам О.Л. Губарева? В нормальной научной работе, чтобы обосновать предпочтение позиции одного автора перед другими позициями, необходимо провести их серьёзный сопоставительный анализ и обосновать, чем именно позиция «А» лучше объясняет свидетельства корпуса источников, нежели позиция «Б», а не голословно написать «позиция А правильная, ведь её правильной считаю я». О.Л. Губарев со всей откровенностью следует известному тезису: «есть две позиции: одна моя, а другая неправильная».

В работе О.Л. Губарева имеет место системная фальсификация и/или примитивазация позиции оппонентов. Приведём примеры.

Отрицая существование у славян ступенчатой политической организации («племенных союзов») он пишет: «в составе археологической культуры, отождествляемой с данным племенем, должны быть выделены четкие границы субкультур, что позволило бы рассматривать эти субкультуры как признаки наличия отдельных племен в составе более крупного “племенного союза”. Прекрасно это понимая, Б.А. Рыбаков говорил о том, что такие субкультуры удалось выделить, не приводя конкретных данных о том, какие археологические культуры он имел в виду. Богатую черняховскую культуру, которую большинство историков связывает с готами, Б.А. Рыбаков приписывал славянам» (Губарев 2020: 20 – ссылок на конкретные работы Б.А. Рыбакова при этом не приводится).

На самом деле Б.А. Рыбаков писал: «Археологические материалы позволили выявить внутри всей Вятической территории отдельные небольшие районы; они выявлены лишь в северной части Вятичей [Соловьёва 1956: 161-165, рис. 8]. Таких районов-племён удалось обнаружить шесть, но, исходя из их размера, во всей земле Вятичей их должно быть не менее 10. Таким образом, археология помогает нам осознавать всю вятическую общность именно как союз племён. Анализ распространения вятических семилопастных височных колец, изготовленных одним мастером (отлитых в одной литейной форме!), показывает, что существовала еще более мелкая структурная единица, чем племя: на всей территории Вятичей должно было быть по расчету около сотни мелких мастерских с незначительным районом сбыта в 10-15 км в поперечнике каждая [Рыбаков 1948: 452. Карты на с. 446 (рис. 119) и на с. 461 (рис. 122)]. Другими словами, по археологическим данным мы можем нащупать элементы десятичного деления, характерного для высшей ступени первобытности и сохраняющегося некоторое время и позднее.

Группа поселков – “сто” (район сбыта одной мастерской).

Племя – “тысяча” – особенности погребального обряда.

Союз племен “тьма” – Вятичи – этнографическое единство» (Рыбаков 1982: 264).

Как видим, вопреки утверждению О.Л. Губарева, Б.А. Рыбаков приводит совершенно конкретные данные по славянской археологии предгосударственной эпохи и ничего не говорит о черняховской культуре (попутно отмечу, что работа Г.Ф. Соловьёвой, на которую он опирается, О.Л. Губареву вообще не известна и в его статье не упоминается). То есть позиция Б.А. Рыбакова О.Л. Губаревым сфальсифицирована.

Сфальсифицирована О.Л. Губаревым и позиция В.В. Седова, которого он причисляет к сторонником гипотезы «славянского» происхождения Руси (Губарев 2020: 17). На самом деле, В.В. Седов подчёркивал, что попытки объяснить происхождение этнонима «русь» из собственно славянского материала «не выглядят убедительными» (Седов 1982: 112) и был последовательным сторонником «иранской» гипотезы: «Положение лингвистов об иранском происхождении этнонима русь ныне приобретает надежную историко-археологическую подоснову. Русь – ославяненный, первоначально неславянский этноним, вошедший в обиход в славянском мире в позднеримское время, когда в условиях славяно-иранского симбиоза формировались анты. Тогда же славянами были восприняты и другие этнонимы иранского происхождения – анты, сербы, хорваты и другие. В период гуннского нашествия носители этнонима русь мигрировали в Среднее Поволжье, где создали именьковскую культуру. Через три столетия они вынуждены были переселиться в Левобережноднепровско-Донской регион, где представлены волынцевской культурой. Место их проживания здесь фиксируется в летописях как Русская земля (в узком значении)» (Седов 2002: 274).

Искажена О.Л. Губаревым позиция М.И. Артамонова и П.Н. Третьякова. По его словам, «Вопрос о критике авторов “полянской гипотезы” до сих пор остается болезненным вопросом. Так, при публикации ранее не издававшейся статьи М.И. Артамонова, подготовленной в годы господства советского антинорманизма (1970-е гг.) и отдававшего дань и “полянской” гипотезе, и разложению родового строя восточных славян, и появлению у них знати (и, тем не менее, посвященной памяти И.И. Ляпушкина), редакция журнала “Советская археология” исключила “страницы, посвященные излишне резкой полемике автора с покойным П.Н. Третьяковым” (имеется в виду статья: Артамонов 1990: 271-290 – М.Ж.)» (Губарев 2020: 17).

Как понимать процитированное с точки зрения логики? Если М.И. Артамонов сам «отдавал дань “полянской” гипотезе», то какое отношение его статья имеет к «критике авторов “полянской гипотезы”»?

На самом деле, в пассаже О.Л. Губарева перепутано всё. Ни М.И. Артамонов, ни П.Н. Третьяков вообще не были сторонниками «полянской гипотезы» Тихомирова-Рыбакова. Оба они были сторонниками иранской гипотезы происхождения Руси. В упомянутой О.Л. Губаревым статье М.И. Артамонов писал: «Славянское государство на среднем Днепре не могло получить свое имя от варягов, известных финнам под именем руотси или руси. Оно задолго до появления варягов называлось Росским, потому что его территория была известна под именем Росской, а в дальнейшем Русской земли. Вполне вероятно, название этой земли восходит к ираноязычным роксоланам (росаланам), какие позже по-готски назывались “росоманами” и при появлении гуннов первыми восстали против готов, а затем вошли в состав завладевших страной гунно-болгар. Упоминание народа “рос” в Восточной Европе имеется у сирийского историка VI в. Захария Ритора. Вряд ли тогда оно относилось к славянам. Это имя дошло до заселивших Среднее Приднепровье славян вместе с волынцевской культурой, которая вошла в круг славянских культур только в VIII-IX вв. Вполне вероятно, с появлением варягов старое название “Росская земля” превратилось в Русскую землю, что благодаря созвучию этих названий было нетрудно, но не исчезло из памяти народной и дожило до наших дней в слове Россия и производных от него: российский, россиянин. Под именем рос-рус выходцы из этой земли стали известны в Византии и у арабов, вне зависимости от их действительной этнической принадлежности. Были ли они славянами, норманнами, балтами или финнами, они одинаково представляли Росское или Русское государство. Не входя далее в историографию давнего вопроса о происхождении имени “Русь”, я со своей стороны еще раз отмечу, что оно не было названием норманнов, ставших известными славянам под именем варягов (имени тоже неясного происхождения)» (Артамонов 1990: 287). Как видим, сторонник иранской теории происхождения Руси, М.И. Артамонов, отнюдь не союзник для О.Л. Губарева.

Иранскую гипотезу происхождения Руси разделял и П.Н. Третьяков (Третьяков 1968: 179-187; 1970: 72-110), так что по данному вопросу между ним и М.И. Артамоновым никакого расхождения не было. Какие же тогда «страницы, посвящённые излишне резкой полемике автора с покойным П.Н. Третьяковым» изъяла редакция «Советской археологии» при публикации архивного текста М.И. Артамонова? Тому, кто, в отличие от О.Л. Губарева, хорошо знает славистическую историографию, известно о полемике между М.И. Артамоновым и И.И. Ляпушкиным с одной стороны, и П.Н. Третьяковым с другой стороны по вопросу о времени и путях славянского расселения в Восточной Европе. П.Н. Третьяков отстаивал «раннее» пребывание славян в Восточной Европе (по мнению учёного предками славян были носители зарубинецкой археологической культуры), И.И. Ляпушкин и М.И. Артамонов отстаивали «позднее» появление славян в Восточной Европе (откуда-то с запада, не ранее VI-VII вв.). Полемика при этом принимала весьма жёсткий характер (см. например: Ляпушкин 1968: 6-9). Видимо, именно её и «сократила» редакция «Советской археологии», так что «полянская теория», равно как и «варяжский вопрос» тут вообще не при чём.

Искажена и примитивизирована О.Л. Губаревым позиция М.Б. Свердлова. По его словам «о росах как славянском племени и о происхождении имени Русь от названия реки Рось уже в постсоветское время продолжал писать М.Б. Свердлов, попутно не отказываясь от других гипотез времён советского антинорманизма: о наличии до прихода варягов у славян дружин (не разделяя восточных, западных и южных славян), о накоплении богатств в руках узкого слоя славянской знати и т.д.» (Губарев 2020: 14).

Необходимо решительно оградить блестящего медиевиста, глубоко знатока источников, все тезисы которого обычно обусловлены их глубоким анализом, от подобных некорректных и голословных выпадов некомпетентного «критика», не проработавшего всерьёз даже малую часть источниковых и историографических данных, обобщённых М.Б. Свердловым. На самом деле М.Б. Свердловым выдвинута комплексная многоплановая концепция формирования древнерусской государственности и происхождения руси как этнонима, учитывающая совокупность разных данных и разных исторических факторов (Свердлов 2003: 83-307). И, разумеется, М.Б. Свердлов нигде не утверждал прямолинейно «о происхождении имени Русь от названия реки Рось». По словам учёного «Устанавливались также южные неславянские связи этнонима и хоронима Рос, как предполагали исследователи, аланские [Vernadsky 1959: 63, 75, 79], сармато-аланские [Третьяков 1968], иранские (см. ранее работы О.Н. Трубачева, В.В. Седова), германские (герулы) [Станг 2000]. Эти наблюдения вновь возвращают его объяснение к южным регионам Восточной Европы. Следует также отметить правобережный приток Днепра реку Рось как маркер южного распространения этнонима и (или) хоронима Рос. Возможно, как отмечено исследователями, по происхождению он был иранским и отражал подобно этнониму анты древнее славяно-иранское этнокультурное взаимодействие. Традиционная для IX-X вв. греческая форма рос лишь сохранила исконную форму этого этнонима и (или) хоронима. Река Рось, сохранившая его древнейшую форму (возникновение этого гидронима в X в. отразило бы уже единственную для этого времени форму Русь), вероятно, являлась маркером южных пределов каганата росов (зона расселения восточных славян). Южнее ее начиналась степь, где господствовали кочевые народы [см.: Седов 1982: 109, карта 14]» (Свердлов 2003: 94-95).

Разумеется, ни в этом случае, ни в каких-либо других, О.Л. Губарев ничего не возразил М.Б. Свердлову аргументированно и по-существу.

Относительно работы С.П. Щавелева О.Л. Губарев пишет: «И вот после жесткой критики А.П. Новосельцевым работ Б.А. Рыбакова о “Руси Кия” появляется статья С.П. Щавелева о “восточнославянском политогенезе” на основе анализа “летописного сказания о Кие” (имеется в виду статья: Щавелев 2012: 293-296 – М.Ж.)» (Губарев 2020: 20).

Во-первых, если кого-то подвергли критике, то само по себе это ещё ни о чём не говорит. Критика ведь может на поверку оказаться слабо аргументированной, неубедительной, тенденциозной и т.д., так что этот вопрос следует предметно и аргументированно рассматривать. Понятно, что для О.Л. Губарева, тенденциозно и предвзято относящегося к Б.А. Рыбакову, если того кто-то покритиковал, на этом вопрос и закрыт – ему тут же ясно, что «Рыбаков не прав», но для науки вопрос отнюдь не закрыт.

Во-вторых, легенда о Кие и вне связи с какими-либо гипотезами Б.А. Рыбакова является важным и ценным источником для изучения славянской княжеской власти (или как минимум, представлений о ней летописцев) и в таком качестве плодотворно разрабатывается не только С.П. Щавелевым, но и другими известными специалистами, в частности, О.Н. Трубачёвым (Трубачёв 2002: 133-136) и М.Б. Свердловым (Свердлов 2003: 78-79).

Сфальсифицирована была О.Л. Губаревым и моя позиция. Он пишет: «М.И. Жих, чтобы оправдать отсутствие археологических признаков наличия знати у восточных славян, заявляет, что “в археологии давно отказались от наивных прямолинейных корреляций характера погребений и социального статуса погребенных (в частности, тот же Л.С. Клейн об этом писал), т.к. всё гораздо сложнее”. И это действительно так. Существует множество факторов, способных влиять на плохую сохранность того или иного памятника и, следовательно, искажать реальность, связанную с этим памятником. Об этом и писал Л.С. Клейн. Однако, тут в дело вступает статистика и теория вероятности. При достаточно полной выборке уже можно делать определенные выводы. Если на множестве раскопанных поселений и погребений восточных славян археологи отмечают чрезвычайную бедность находок, то это уже можно рассматривать как достоверную информацию. Если готы Германариха создали богатое и мощное государство, то связываемая с ними черняховская культура в целом отражает это богатство. Несмотря на то, что отдельные памятники могут утратить многое и создавать искаженную картину реальности, культура, взятая в целом, дает вполне цельное впечатление» (Губарев 2020: 8-9).

На самом деле мной было сказано следующее (в обсуждении одного из текстов О.Л. Губарева на сайте Academia.edu):

«В археологии давно отказались от наивных прямолинейных корреляций характера погребений и социального статуса погребённых (в частности, тот же Л.С. Клейн об этом писал), т.к. всё гораздо сложнее. У славян (в отличие от, скажем, германцев и балтов) безраздельно господствуют малоинвентарные и безынвентарные погребения, что, видимо, объясняется особенностями религиозных представлений славян. Даёт ли это основание для прямолинейных выводов об отсутствии знати у славян? Нет, на даёт. Поскольку её существование чётко прописано в источниках, как собственно славянских (ретроспективно), так и в аутентичных византийских [комплексный анализ византийских источников о славянах см.: Свердлов М.Б. 1977: 46-59; 1997: 28-42; 2003: 55-82]. Византийские источники VI-VII вв. сообщают о правителях и знатных людях у славян, которые в набегах на империю захватывали массы пленных и огромные ценности. Но археологически “княжеские” и “знатные” погребения в пражской, пеньковской, ипотешти-кындештской культурах, на сколько я знаю, не фиксируются. О чём это говорит? Видимо о том, что славянский погребальный обряд (связанный с религиозными представлениями) не предполагал помещение в могилу богатого инвентаря независимо от социального статуса погребённого. В общем, у нас есть комплекс свидетельств письменных источников о существовании славянской знати. Если Вы считаете, что я или кто-то другой, ошибочно его интерпретирует – дайте свой анализ соответствующего комплекса источников и покажите, в чём я (или кто-то другой), по Вашему мнению, не прав в их трактовке. Пока Вы этого не сделали и свели всю Вашу “критику” к чистой риторике и странным “обвинениям”. Анализу источников может быть противопоставлен только другой анализ источников».

Как видим, вместо того, чтобы ответить на мои аргументы что-то по-существу (и провести свой анализ источников, к которому я его призывал), О.Л. Губарев просто обрезал мои слова на полуслове, пропустил всю мою аргументацию, сделав вид, что её нет, и начал что-то доказывать самому себе, т.к. всё им написанное не имеет отношения к моей аргументации. «Тихо сам с собою я веду беседу».

Также О.Л. Губарев либо не понял, либо сделал вид, что не понял, какую мысль Л.С. Клейна я имею в виду. Я имел в виду следующие: «Богатые погребения – не всегда погребения богатых (некоторые народы хоронили всех детей с особенно богатым инвентарем: ведь дети не успели попользоваться им в жизни), а бедные погребения – не всегда погребения бедных (первых римских пап не выявить: их хоронили подчеркнуто скромно)» (Клейн 2004: 95-96). То есть речь идёт вовсе не о степени сохранности материала, а о том, что отсутствует вообще жёсткая прямолинейная корреляция между социальным статусом и богатством захоронения. Погребальный обряд определяется идеологическими представлениями социума. У славян они, видимо, были таковы, что не предполагали богатых захоронений: мы имеем аутентичные свидетельства византийских источников о славянских правителях и славянской знати, но не имеем соответствующих захоронений, которые бы археологически надёжно опознавались в качестве «знатных». Если у соседних с Византией славян таковые отсутствовали (но при этом знать достоверно была), то и отсутствие археологически опознаваемых «знатных» захоронений у восточных славян, не может быть свидетельством в пользу отсутствия у них знати.

Показательно, что новгородские сопки, поздний этап бытования которых приходится уже на эпоху становления Древнерусского государства, и которые, учитывая серьёзные ресурсы, затрачиваемые для их возведения, рассматриваются археологами как элитарные погребения (Конецкий 1989: 140-150; 1993: 3-26), тоже не содержат богатого инвентаря.

О восточнославянской знати догосударственного времени существует комплекс летописных свидетельств, который разбирается мной в специальной статье (Жих 2015: 7-28). Если О.Л. Губарев не согласен с её выводами, считает проведённый мной анализ источников неубедительным, или, как можно понять, вообще отрицает существование знати у восточных славян, значит, он должен провести свой анализ этих источников и показать, в чём я не прав, но этого он не сделал. Вместо этого находим у него голословные пассажи типа: «источники не дают оснований говорить о наличии иерархических социальных структур у восточных славян» (Губарев 2020: 23). Как источники могут давать (или не давать) основания для чего-либо, если их не анализировать? Анализу источников может противостоять только анализ источников, но никак не риторические восклицания. Тот стиль полемики, который избрал О.Л. Губарев, сложно рассматривать всерьёз. Ещё сложнее на его в кавычках «критику» как-то всерьёз отвечать, поскольку он не анализирует самостоятельно источники, проанализированные теми авторами, которых он  «критикует», не пишет, в чём конкретно в анализе источников его оппоненты, на его взгляд, не правы.

Многие утверждения О.Л. Губарева голословны и основаны на банальном незнании материала.

Он утверждает: «Существование “союзов племен” у восточных славян не поддерживается сообщениями источников. Нет никаких оснований предполагать у восточных славян наличие сложных иерархических структур, таких как “союзы племен” и “сложные вождества”» (Губарев 2020: 20).

Говоря о проблеме социальной организации славянских общностей, известных по «Повести временных лет» и вопросе о том, составляли ли они союзы неких общностей меньшего уровня, О.Л. Губарев просто проигнорировал практически всю специальную литературу, посвящённую данной проблеме.

Им не рассматриваются и даже не фигурируют в списке литературы фундаментальные монографии Б.А. Тимощука (Тимощук 1990; 1995), в которых обобщён весь имевшийся на конец 80-х – середину 90-х гг. археологический материал по проблеме социально-политического развития восточных славян, и в которых проблеме славянских политических центров разного уровня (и стоящих за ними иерархических социальных единиц) уделено значительное внимание и разработана система социальной классификации и эволюции восточнославянских поселений VI-X вв.

О.Л. Губареву неизвестна диссертация и статьи Г.Ф. Соловьёвой (Соловьёва 1953; 1956: 138-170), которая на археологическом материале предприняла попытку выделения локальных групп («малых племён») в ареале вятичей, радимичей и северян. Неизвестна ему и дискуссия вокруг работ Г.Ф. Соловьёвой[6].

О.Л. Губареву неизвестна работа Л.В. Алексеева, в которой тот выделил локальные группы, соответствующие «малым племенам» в ареале смоленских и полоцких кривичей (Алексеев 1977: 23-30).

О.Л. Губареву неизвестны работы И.Я. Фроянова и полемика между И.Я. Фрояновым и Е.Н. Носовым о «племенных» центрах и «малых племенах» ильменских словен (Фроянов, Дворниченко 1988: 22-40; Фроянов 1992: 21-74; Фроянов, Михайлова 1999: 228-236; Носов, Плохов 1997: 129-152; Носов 2005: 13-14, 20-21, 153-154. Современную оценку этой дискуссии см.: Еремеев, Дзюба 2010: 400-402, 417).

О.Л. Губареву неизвестна работа Б.А. Звиздецкого, выделившего по археологическим материалам «племенные центры» в Древлянской земле (Звiздецький 2008: 76-77).

О.Л. Губареву неизвестна работа И.И. Еремеева, в которой тот предпринял попытку выделения «племенных» центров, а соответственно, и «малых племён», в ареале ильменских словен на основе новых археологических данных (Еремеев, Дзюба 2010: 394-417).

Проигнорировав практически всю историографию проблемы, разумеется, очень легко прийти к «нужному» выводу, но какова его реальная научная ценность?

Теоретические представления О.Л. Губарева о формировании государства прямолинейны: «Наличие предпосылок создания государства предполагало значительное расслоение общества, обнищание родовичей и накопление богатств в руках узкого слоя славянской знати и князей» (Губарев 2020: 11); «Основной предпосылкой образования раннего государства является наличие неравенства и концентрация богатств в руках наследственной знати» (Губарев 2020: 23).

Именно такой подход господствовал в столь нелюбимой О.Л. Губаревым советской историографии, но он, во-первых, отнюдь не является единственно возможным. К примеру, И.Я. Фроянов и представители его научной школы рассматривают древнерусскую государственность как совокупность структур полисного типа, а сам древнерусский политогенез как процесс формирования городских вечевых общин (Фроянов 1974; 1980; 1990; 1992; 1995; 1996; 1999; 2015; Фроянов, Дворниченко 1988; Майоров 2001; Петров 2003; Михайлова 2010; Кривошеев 2015; Пузанов 2017; Долгов 2017)[7]. Такой путь политогенеза вовсе не требует «значительного расслоения общества». Разумеется, с позицией И.Я. Фроянова и его учеников можно не соглашаться, но нельзя делать вид, что её не существует.

Во-вторых, расслоение общества (во всяком случае на ранних этапах) может не улавливаться (или плохо улавливаться) археологически, особенно, если религиозные представления народа не предполагают помещение в погребение большого количества инвентаря (о чём уже говорилось выше).

Особый упор делает О.Л. Губарев на якобы отсутствие у славян дружины, на «практическую безоружность славян», как на фактор, тормозящий их политическое развитие (Губарев 2020: 12).

На самом дело, уровень вооружения и воинского искусства славян мало чем отличался от уровня других «варваров». По словам С.В. Назина «Источники описывают славян VI века как бойцов, вооружённых только двумя метательными копьями и очень тяжёлым щитом [Стратегикон, XI, 4, 11; Свод I: 371]. Из работы в работу кочует навеянный словами Иоанна Эфесского образ “безоружных” славян, бессильных противостоять тяжёлой коннице или конным стрелкам. Странно, что никто не пытался сравнить славян с каталонскими пехотинцами “аль-мугаврами”, вооружёнными только парой дротиков, большим ножом и щитом. Казалось бы, этим средневековым “славянам” нечего было делать на полях сражений, где господствовала рыцарская конница. Между тем “каталонская компания” в конце XIII – начале XIV века оставила за собой кровавый след, разгромив всех, кто встал на её дороге. Ни турецкие и аланские конные стрелки, ни франкские рыцари и византийские кавалларии ничего не смогли противопоставить “безоружной” испанской пехоте. Вообще, как показывают археологические находки, точно так же, как и славяне, были вооружены пешие воины по всей Европе, как “римляне”, так и “варвары”. Шлемы, брони носили только короли и их немногочисленная дружина, большая часть бойцов-щитоносцев (scutati) шла в бой защищённая только военным поясом, с мечом и парой дротиков [Банников, Морозов 2015: 217]. Согласны с этим и письменные источники. Прокопий описывает герулов – отважное восточногерманское племя, чьё имя, кстати, стало в англосаксонском и скандинавском языках обозначением знатного человека (earl), как легковооружённых воинов, “ибо герулы не имеют ни шлемов, ни панцирей, ни другого защитного вооружения. У них нет ничего, кроме щита и простой грубой рубахи, подпоясав которую они идут в бой. А рабы у герулов вступают в сражение даже без щитов” [Прокопий, II, XXV, 27-28; Прокопий Кесарийский 1998: 128]» (Назин 2017: 189-190).

Все источники единогласно подчёркивают воинственность и агрессивность славян.

Тацит в начале II в. писал, что венеты «обходят разбойничьими шайками все леса и горы между певкинами и феннами… носят [большие] щиты, и имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты» (Свод I: 39).

В середине VI в. гот Иордан констатировал, что «венеты, анты и славяне… теперь свирепствуют всюду, по грехам нашим» (Свод I: 111).

Византийский автор VI в. Менандр Протектор приводит слова славянского правителя Даврентия (Δαυρέντιον – искажённое в греческой передаче славянское имя *Dobręta или подобное), сказанные в ответ на аварское требование подчиниться и платить дань: «Родился ли среди людей и согревается ли лучами солнца тот, кто подчинит нашу силу? Ибо мы привыкли властвовать чужой [землёй], а не другие нашей. И это для нас незыблемо, пока существуют войны и мечи» (Свод I: 321).

В том же VI в. согласно Иоанну Эфесскому «В третьем году после смерти Юстина царя и правления победительного Тиверия – вышел народ лживый славяне. И прошли они стремительно через всю Элладу, по пределам Фессалоники и Фракии всей. Они захватили много городов и крепостей: они опустошали, и жгли, и захватывали в плен, и стали властвовать на земле и живут на ней, властвуя, как на своей собственной, без страха, в продолжение четырёх лет... Пока Бог на их стороне, они, конечно же, и опустошают, и жгут, и грабят всё вплоть до стены до внешней: и все царские табуны, многие тысячи, и всё остальное… Без заботы и страха захватывают пленных, убивают и жгут. И они обогатились и приобрели золото, и серебро, и табуны лошадей, и много оружия. И они выучились воевать лучше, чем ромеи» (Свод I: 279).

Интерес славян к табунам лошадей, отмечаемый Иоанном Эфесским, – признак существования у славян не только пехоты, но и конницы. Феофилакт Симокатта, рассказывая о войнах конца VI века, прямо говорит о существовании у славян конных воинов: «В третьем часу дня, когда все они спали, не выставив никакого караула, возле зарослей появились варвары. Спешившись с коней, славяне решили отдохнуть в тени и дать постоять лошадям» (Свод II: 35).

Тот же автор повествует об умении славян оперативно и грамотно создавать укреплённые вагенбурги – таборы из возов: «…Оставив Одисс, [Петр] перешел в области, расположенные левее, и, прибыв в Маркиануполь, приказал тысяче [воинов] двинуться впереди войска. И вот они натолкнулись на шестьсот славян, везших большую добычу от ромеев… Поскольку варвары не могли избежать столкновения, они устроили крепость из составленных повозок, в середине обвода поместив детей и женщин. Ромеи, приблизившись к гетам – таково древнее имя этих варваров – не решались сойтись с ними врукопашную: они боялись дротиков, которые варвары со своего укрепления метали в коней» (Свод II: 29-31).

Интересно сообщение «Стратегикона» о знании славянами и применении в воинском деле ядов для отравленных стрел: «Пользуются они также деревянными луками и небольшими стрелами, намазанными отравляющим веществом, которое оказывает действие, если поражённый им заранее не намазался соком тириака или другими средствами, известными врачебным наукам, либо если тотчас же не вырезал рану, чтобы отрава не распространилась на всё тело» (Свод I: 371). Применение яда требует серьёзных навыков: собирание яда, его хранение, нанесение на оружие, возможные противоядия и т.д.

В VII в. Римский Папа Григорий I писал епископу Салоник Максиму: «По поводу же народа славян, который сильно вам угрожает, я весьма сокрушаюсь и тревожусь. Сокрушаюсь от того, что уже, вместе с вами, претерпеваю. Тревожусь, ибо через истрийский вход они начали уже вторгаться в Италию» (Свод II: 351).

Византийские источники говорят о высоком уровне развития военного дела и воинского искусства у славян: «Византиец Феодор Синкелл, описывая осаду Константинополя славяно-аварским войском в 623 году, упоминает уже среди славян “гоплитов” – то есть доспешную, тяжеловооружённую пехоту, переплавлявшуюся на кораблях. Особенно же щедро на описание военных достижений наших славянских предков житие “Чудеса св. Дмитрия Солунского”. У славян, осаждавших Фессалоники, оно упоминает не только уже знакомых нам “гоплитов”, но и “манганариев” – обслугу осадных машин – а сами эти машины упоминаются аж в четырех видах, от простого прикрытия-“черепахи” до подробно описанных сложных камнемётов… Упоминаются в “Чудесах” и славянские мечи, которые славяне сами же и ковали. Что, впрочем, на фоне “камнеметной артиллерии” в конце шестого века уже не слишком удивляет» (Прозоров 2016: 16-17).

Эти сообщения письменных источников подтверждаются археологией. Звенья кольчуг найдены на славянских памятниках VI-VII вв. в Прикарпатье (Черновка I), на днепровском Левобережье (могильник Лебяжье, городище Мощенка), у Днепровских порогов (Игрень-Подкова III). На той же Мощенке и в Полесском городище Хотомель найдены пластины панцирей (Казанский 2011: 43-50).

Констатируя, что с 580-х гг. в византийских источниках наряду с лёгкой пехотой всё чаще фигурирует славянское войско, «экипированное профессиональным оружием», М.М. Казанский делает обоснованный вывод о появлении у славян «постоянных дружин» (Казанский 2011: 49).

Подчеркнём некорректность позиции О.Л. Губарева, согласно которой сведения византийских источников и данные о социальной организации южной части славянского мира не могут привлекаться для характеристики его северной части (Губарев 2020: 4).

М.М. Казанский отмечает, что «до VIII в. славяне, расселившиеся в разных частях Европы, находились приблизительно на одном уровне социального и экономического развития. Поэтому археологические находки в Восточной Европе и сведения византийцев о войске балканских славян отражают единый процесс эволюции военного дела у славян» (Казанский 2011: 43).

Период славянского расселения был наполнен многочисленными передвижениями славянских народов (Трубачёв 1974: 48-67), и как следствие, быстрым распространением технологических и социальных инноваций по всей славянской ойкумене. Северные новгородские словене, согласно летописному преданию, были выходцами из дунайского региона (ПВЛ 2007: 8), а археология фиксирует многочисленные признаки культурных импульсов с Дуная в Восточную Европу, в частности, в её лесную зону (обобщение соответствующих археологических материалов см.: Седов 1999: 183-204).

Тезис О.Л. Губарева об «отставании» восточных славян от балтийских (Губарев 2020: 21-23) некорректен, поскольку если большинство восточноевропейских славянских этнополитических объединений прекращает своё самостоятельное развитие в IX-Х вв. (вследствие экспансии политии, возглавляемой Рюриковичами), то балтийские славяне продолжали его в XI-XII вв. Соответственно, недопустимо, как это делает О.Л. Губарев, механически сравнивать языческих восточных славян IX-Х вв. и языческих балтийских славян XI-XII вв. и говорить об «отставании» первых от вторых, т.к., вполне естественно, что за два века развитие балтийских славян ушло далеко вперёд.

О.Л. Губарев утверждает буквально «отсутствие религии. Поклонение источникам, камням, рощам» у восточных славян (Губарев 2020: 23). Это чистая фантазия автора – на самом деле средневековые источники, говорящие о поклонении славян природным объектам, говорят и об их поклонении богам. Там же читаем, что славянские боги на самом деле скандинавские: «Перун (Тор) и Волос (Улль)». Безответственное и ни на чём не основанное суждение: о поклонении на Руси каким-либо скандинавским божествам не говорится ни в одном источнике, и уж тем более ни один источник не отождествляет славянских богов со скандинавскими[8].

Утверждение О.Л. Губарева, что до прихода Рюрика восточные славяне знали «только межплеменные» войны (Губарев 2020: 23) не соответствует источникам: согласно Повести временных лет славяне давали вооружённый отпор набегам иноземцев, так ильменские словене и их союзники «Изъгнаша варяги за море, и не даша имъ дани» (Повесть временных лет 2007: 13).

Утверждение О.Л. Губарева о том, что полюдье было институтом, которым восточные славяне обязаны варягам (Губарев 2020: 23) неверно и не соответствует данным источников. Вот, что говорится в «Анонимной записке» (в передаче Ибн Русте, автора первой половины Х в.) о полюдье у восточных славян: «Глава их коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают. Местопребывание его находится в середине страны славян… И упомянутый глава, которого они называют ‘’главой глав’’ (ра’ис ар-руаса), зовется у них свиет-малик, и он выше супанеджа (видимо, воеводы – М.Ж.), а супанедж является его заместителем (наместником)… Есть у него прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги. Город, в котором он живет, называется Джарваб, и в этом городе ежемесячно в течении трех дней проводится торг, покупают и продают. Царь ежегодно объезжает их. И если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год, а если сын, то также берет по одному из платьев в год. У кого же нет ни сына, ни дочери, тот дает по одному из платьев жены или рабыни в год. И если поймает царь в своей стране вора, то либо приказывает его удушить, либо отдает под надзор одного из правителей на окраинах своих владений» (Новосельцев 1965: 388-389).

Славяне, о которых говорится в «Анонимной записке» – это славяне Днепровского Левобережья, скорее всего, либо вятичи (Рыбаков 1982: 225-234, 258-284), либо северяне (Шпилев 2009: 52-69). Как видим, институт полюдья имеет восточнославянское происхождение, а варяги просто его заимствовали и продолжили его использование. Более того – скандинавами был заимствован не только славянский институт полюдья, но и сам термин «полюдье»: скандинавские источники («Сага о Харальде Суровом Правителе») используют для обозначения подобного полюдью механизма сбора дани славянское слово (pólúta, pólútasvarf) (Джаксон, Подосинов 2013: 184-186).

Подводя итоги, констатируем, что если называть вещи своими именами, то статья О.Л. Губарева в силу некорректных методов работы автора с источниковым и историографическим материалом, не может рассматриваться в качестве научной работы.

О.Л. Губарев предметно не рассматривает и не анализирует источники о социальном и политическом строе восточных славян. Всё сводится исключительно к риторическим высказываниям.

О.Л. Губарев не даёт системного и сколько-нибудь последовательного анализа историографии. Всё сводится к набору произвольно выхваченных имён и цитат. Реальный историографический процесс в области изучения общественного строя славян автор представляет себе очень поверхностно. Целые пласты историографии автору незнакомы.

Советская историография рассматриваются О.Л. Губаревым предельно упрощённо и зачастую просто карикатурно, сводясь при этом лишь к нескольким именам. Не находим мы в статье и системного анализа современной историографии общественного строя славян и ведущихся в ней дискуссий, а снова сталкиваемся с несколькими произвольно взятыми именами и работами.

Полемика О.Л. Губарева с теми учёными, работы которых им упомянуты (как уже указано, отбор носит весьма произвольный характер), совершенно некорректна. Автор ни разу не рассматривает предметно работы своих оппонентов и не проводит встречный анализ источников. Не пишет о том, в чём конкретно на его взгляд, оппоненты ошиблись в трактовке источников и как источники, по его мнению, должны трактоваться. Всё сводится к голословной риторике вкупе с какими-то непонятными «обвинениями» политизированного свойства.

Поставив себя вне научной этики и игнорируя её, О.Л. Губарев умышленно использует смешение научного и публицистического стилей, что не позволяет ни рассматривать его текст в качестве научного, ни вести с ним академическую полемику.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Азбелев 2006 - Азбелев С.Н. Устная история Великого Новгорода: Очерки IX-XVII столетий. Великий Новгород: Издательство НовГУ, 2006. 307 с.

Азбелев 2007 - Азбелев С.Н. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. 296 с.

Азбелев 2010 - Азбелев С.Н. Гостомысл // Варяго-русский вопрос в историографии. М.: Русская панорама, 2010. С. 598-618.

Алексеев 1977 - Алексеев Л.В. Некоторые вопросы заселенности и развитие Западнорусских земель в IX-XIII вв. // Древняя Русь и славяне. Сборник к 70-летию академика Б.А. Рыбакова. М.: Наука, 1977. С. 23-30.

Артамонов 1990 - Артамонов М.И. Первые страницы русской истории в археологическом освещении // Советская археология. 1990. № 3. С. 271-290.

Артамонов 2006 - Артамонов Г.А. Князь и дружина в структуре славянского общества VI-XI вв. н.э. // Судьба России в современной историографии. М., 2006. С. 30-42.

Артамонов 2011 - Артамонов Г.А. Спорные вопросы изучения союзов племён восточных славян // Преподаватель XXI век. 2011. № 4-2. С. 240-246.

Банников, Морозов 2015 - Банников А.В., Морозов М.А. Византийская армия (IV-XII вв.). СПб.: Евразия, 2015. 687 с.

Богомольников 2004 - Богомольников В.В. Радимичи (по материалам курганов X-XII вв.). Гомель, 2004. 226 с.

Горский 1989 - Горский А.А. Древнерусская дружина. М.: Прометей, 1989. 124 с.

Горский 2004 - Горский А.А. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. 207 с.

Горский 2011 - Горский А.А. Славянское расселение и эволюция общественного строя славян // Великое переселение народов: Этнополитические и социальные аспекты. СПб.: Алетейя, 2011. С. 129-180.

Горский 2012 - Горский А.А. О стадии развития восточнославянского общества накануне образования государства Русь // Древнейшие государства Восточной Европы. 2010. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2012. С. 192-210.

Губарев 2020 - Губарев О.Л. К дискуссии о племенных союзах и политогенезе восточных славян до Рюрика // NOVOGARDIA. 2020. № 2. С. 4-36.

Дворниченко 2014 - Дворниченко А.Ю. Зеркала и химеры. О возникновении Древнерусского государства. СПб.: Евразия; М.: Klio, 2014. 558 с.

Джаксон, Подосинов 2013 - Джаксон Т.Н., Подосинов А.В. Топонимия на перекрёстке культур: древнескандинавское название Азовского моря и устная традиция // Древнейшие государства Восточной Европы. 2011. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2013. С. 165-191.

Долгов 2017 - Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси. Миры повседневности XI-XIII вв. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2017. 592 с.

Еремеев, Дзюба 2010 - Еремеев И.И., Дзюба О.Ф. Очерки исторической географии лесной части пути из варяг в греки. СПб.: Нестор-История, 2010. 670 с.

Жих 2015 - Жих М.И. Славянская знать догосударственной эпохи по данным начального летописания // Исторический формат. 2015. № 2. С. 7-28.

Жих 2017 - Жих М.И. Восточнославянский политогенез и реформы княгини Ольги // Исторический формат. 2017. № 3-4. С. 175-234.

Жих 2019 - Жих М.И. Славянский правитель Само и его «держава» (623-658). Источники, локализация, социально-политическая организация, историческое значение. СПб., 2019. 148 с.

Жих 2020 - Жих М.И. Восточные славяне накануне государственности. М.: Вече, 2020. 448 с.

Звiздецький 2008 - Звiздецький Б.А. Городища IX-XIII вв. на територiї лiтописних древлян. К., 2008. 176 с.

Зимин 2015 - Зимин А.А. Храм науки (Размышления о прожитом) // Судьбы творческого наследия отечественных историков второй половины XX в. / Сост. А.Л. Хорошкевич. М.: Аквариус, 2015. С. 35-384.

Иванов 2005 - Иванов И. Культ Перуна у южных славян. М.: Ладога-100, 2005. 48 с.

Казанский 2011 - Казанский М.М. О славянском панцырном войске (VI-VII вв.) // Stratum plus. 2011. № 5. С. 43-50.

Клейн 1999 - Клейн Л.С. Норманизм – антинорманизм: конец дискуссии // Stratum plus. № 5. 1999. С. 91-101.

Клейн 2004 - Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб.: Евразия, 2004. 479 с.

Конецкий 1989 - Конецкий В.Я. Новгородские сопки и проблема этносоциального развития Приильменья в VIII-X вв. // Славяне. Этногенез и этническая история. Л.: Издательство ЛГУ, 1989. С. 140-150.

Конецкий 1993 - Конецкий В.Я. Новгородские сопки в контексте этносоциальных процессов конца I – начала II тысячелетия н.э. // Новгородский исторический сборник. Вып. 4 (14). СПб.; Новгород, 1993. С. 3-26.

Котляр 2007 - Котляр Н.Ф. В тоске по утраченному времени // Средневековая Русь. Вып. 7. М.: Индрик, 2007. С. 343-353.

Кривошеев 2015 - Кривошеев Ю.В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. Третье издание, исправленное и дополненное. СПб.: Академия исследования культуры, 2015. 452 с.

Кузьмин 2003 - Кузьмин А.Г. Начало Руси. Тайны рождения русского народа. М.: Вече, 2003. 426 с.

Лебедев 1985 - Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л.: Издательство ЛГУ, 1985. 290 с.

Лебедев 2005 - Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб.: Евразия, 2005. 640 с.

Ляпушкин 1968 - Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки / Материалы и исследования по археологии СССР. № 152. Л.: Наука, 1968. 192 с.

Мавродин 1945 - Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л.: Издательство ЛГУ, 1945. 432 с.

Майоров 2001 - Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб.: Университетская книга, 2001. 640 с.

Мачинский 1984 - Мачинский Д.А. О месте Северной Руси в процессе сложения Древнерусского государства и европейской культурной общности // Археологическое исследование Новгородской земли. Л., 1984. С. 5-25.

Мельникова 1977 - Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарий. М.: Наука, 1977. 276 с.

Мельникова 1986 - Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения: Тексты, перевод, комментарий. М.: Наука, 1986. 232 с.

Мельникова 2011 - Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи: новые находки и интерпретации. Тексты, перевод, комментарий. М.: Восточная литература, 2011. 255 с.

Мельникова 2011а - Мельникова Е.А. Древняя Русь и Скандинавия = Old Rus' and Scandinavia: избранные труды. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2011. 476 с.

Михайлова 2010 - Михайлова И.Б. Малые города Южной Руси в VIII – начале XIII в. СПб.: Издательство СПбГУ, 2010. 294 с.

Назин 2017 - Назин С.В. Происхождение славян: реконструкция этнонима, прародины и древнейших миграций. М.: Грифон, 2017. 280 с.

Новосельцев 1965 - Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М.: Наука, 1965. С. 355-419.

Носов 2005 - Носов Е.Н. Новгородское городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохов А.В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (новые материалы и исследования). СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. С. 8-32.

Носов, Плохов 1997 - Носов Е.Н., Плохов А.В. Холопий городок на Волхове // Древности Поволховья. СПб., 1997. С. 129-152.

Пауль 2014 - Пауль А. Просто они верят в «ущербность» славян. 2014 / Электронный ресурс: http://pereformat.ru/2014/07/petruhin/ (дата обращения – 07.08.2020).

Пауль 2015 - Пауль А. Норманизм на службе фашистской Германии // Варяги и Русь. Сборник статей и монографий. М.: Русская панорама, 2015. С. 237-244.

Пауль 2016 - Пауль А. Балтийские славяне: от Рерика до Старигарда. М.: Книжный мир, 2016. 544 с.

ПВЛ 2007 - Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С. Лихачёва; Под редакцией В.П. Адриановой-Перетц. Третье издание (подготовил М.Б. Свердлов). СПб.: Наука, 2007. 670 с.

Петров 2003 - Петров А.В. От язычества к святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб.: Издательство Олега Абышко, 2003. 352 с.

Петрухин 1982 - Петрухин В.Я. Три центра Руси: фольклорные истоки и историческая традиция // Художественный язык средневековья. М.: Наука, 1982. С. 143-158.

Петрухин 1989 - Петрухин В.Я. К проблеме формирования «Русской земли» в Среднем Поднепровье // Древнейшие государства на территории СССР. 1987. М.: Наука, 1989. С. 26-30.

Петрухин 1995 - Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. Смоленск: Русич; М.: Гнозис, 1995. 317 с.

Петрухин 2014 - Петрухин В.Я. Русь в IX-X вв. От призвания варягов до выбора веры. М.: ФОРУМ; НЕОЛИТ, 2014. 464 с.

Прозоров 2016 - Прозоров Л.Р. Мифы о Древней Руси. Историческое расследование. М.: Эксмо, 2016. 352 с.

Прокопий Кесарийский 1988 - Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история / Пер. А.А. Чекаловой. Второе издание, исправленное и дополненное. М.: Алетейя, 1998. 541 с.

Пуголовок 2018 - Пуголовок Ю.О. До питання про включення південно-східних земель сіверян до складу Русі // Старожитності Лівобережжя Дніпра. К., 2018. С. 216-228.

Пузанов 2017 - Пузанов В.В. От праславян к Руси: становление Древнерусского государства (факторы и образы политогенеза). СПб.: Издательство Олега Абышко, 2017. 744 с.

Рыбаков 1948 - Рыбаков Б.А. Ремесло древней Руси. М.: Издательство АН СССР, 1948. 792 с.

Рыбаков 1982 - Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.: Наука, 1982. 590 с.

Сахаров 1980 - Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина X вв. М.: Мысль, 1980. 358 с.

Сахаров 1982 - Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М.: Международные отношения, 1982. 240 с.

Сахаров 2004 - Сахаров А.Н. Россия: Народ. Правители. Цивилизация. М.: Наука, 2004. 957 с.

Свердлов 1977 - Свердлов М.Б. Общественный строй славян в VI – начале VII века // Советское славяноведение. 1977. № 3. С. 46-59.

Свердлов 1983 - Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л.: Наука, 1983. 238 с.

Свердлов 1988 - Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М.: Юридическая литература, 1988. 176 с.

Свердлов 1996 - Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII-XX вв. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. 329 с.

Свердлов 1997 - Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. 319 с.

Свердлов 2003 - Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII в. СПб.: Академический проект, 2003. 734 с.

Свердлов 2017 - Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по истории Древней Руси IX-XIII вв. Германия. «Правда Русская». История текста. Избранные статьи. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2017. 592 с.

Свод I - Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. М.: Восточная литература, 1994. 474 с.

Свод II - Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II. М.: Восточная литература, 1995. 592 с.

Седов 1982 - Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М.: Наука, 1982. 327 с.

Седов 1995 - Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. М.: Фонд археологии, 1995. 415 с.

Седов 1999 - Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры, 1999. 316 с.

Седов 1999а - Седов В.В. У истоков восточнославянской государственности. М.: УРСС, 1999. 144 с.

Седов 2002 - Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры, 2002. 624 с.

Соловьёва 1953 - Соловьёва Г.Ф. Славянские племенные союзы по археологическим данным (вятичи, радимичи, северяне). Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. М., 1953. 15 с.

Соловьёва 1956 - Соловьёва Г.Ф. Славянские союзы племён по археологическим материалам VIII-XIV вв. н.э. (вятичи, радимичи, северяне) // Советская археология. Вып. XXV. 1956. С. 138-170.

Станг 1999 - Станг Х. Наименование Руси (герульская версия) // Stratum plus. 1999. № 5. С. 119-147.

Стрижак 1991 - Стрижак О.С. Етнонімія Птолемеєвої Сарматії у пошуках Русі. К.: Наукова думка, 1991. 224 с.

Стрижак 1992 - Стрижак О.С. Роксолани і Русь // Ономастика України першого тисячоліття нашої ери. К.: Наукова думка, 1992. С. 27-34.

Стрижак 1998 - Стрижак О.С. Із Птолемеєвого етнотопонімікону Східної Європи (resp. Славії) // Ономастика України та етногенез східних слов’ян. К.: Наукова думка, 1998. С. 18-56.

Темушев 2014 - Темушев С.Н. Образование Древнерусского государства. М.: Квадрига, 2014. 207 с.

Темушев 2015 - Темушев С.Н. Налоги и дань в Древней Руси. Минск: Издательство БГУ, 2015. 278 с.

Тимощук 1990 - Тимощук Б.А. Восточнославянская община VI-X вв. М.: Наука, 1990. 184 с.

Тимощук 1995 - Тимощук Б.А. Восточные славяне: от общины к городам. М.: Издательство МГУ, 1995. 261 с.

Толочко 1987 - Толочко П.П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. К.: Наукова думка, 1987. 246 с.

Толочко 1989 - Толочко П.П. Древнерусский феодальный город. К.: Наукова думка, 1989. 254 с.

Толочко 2005 - Толочко П.П. Древнерусская народность: воображаемая или реальная. СПб.: Алетейя, 2005. 224 с.

Толочко 2007 - Толочко П.П. Археология и древняя история (в защиту исторического марксизма). К.: Академпериодика, 2007. 107 с.

Толочко 2011 - Толочко П.П. Власть в Древней Руси. X-XIII вв. СПб.: Алетейя, 2011. 200 с.

Толочко 2013 - Толочко П.П. Ранняя Русь: история и археология. СПб.: Блиц, 2013. 212 с.

Третьяков 1968 - Третьяков П.Н. О древнейших русах и их земле // Славяне и Русь. К 60-летию Б.А. Рыбакова. М.: Наука, 1968. С. 179-187.

Третьяков 1970 - Третьяков П.Н. У истоков древнерусской народности / Материалы и исследования по археологии СССР. № 179. Л.: Наука, 1970. 156 с.

Трубачёв 1974 - Трубачёв О.Н. Ранние славянские этнонимы – свидетели миграции славян // Вопросы языкознания. 1974. № 6. С. 48-67.

Трубачёв 2002 - Трубачёв О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. Издание второе, дополненное. М.: Наука, 2002. 495 c.

Трубачёв 2005 - Трубачёв О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. Третье издание, дополненное. М.: Наука, 2005. 286 с.

Фомин 2018 - Фомин В.В. Норманистская сущность «советского антинорманизма». Часть первая // Исторический формат. 2018. № 3-4. C. 98-164.

Фомин 2019 - Фомин В.В. Норманистская сущность «советского антинорманизма». Часть вторая // Исторический формат. 2019. № 1. С. 60-97.

Фроянов 1974 - Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л.: Издательство ЛГУ, 1974. 160 с.

Фроянов 1980 - Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л.: Издательство ЛГУ, 1980. 256 с.

Фроянов 1990 - Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л.: Издательство ЛГУ, 1990. 328 с.

Фроянов 1992 - Фроянов И.Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX – начала XIII столетия. СПб.: Издательство СПбГУ, 1992. 281 с.

Фроянов 1995 - Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб.: Златоуст, 1995. 701 с.

Фроянов 1996 - Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI-X вв.). СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. 512 с.

Фроянов 1999 - Фроянов И.Я. Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя. СПб.: Издательство СПбГУ, 1999. 370 с.

Фроянов 2015 - Фроянов И.Я. Лекции по русской истории. Киевская Русь. СПб.: Русская коллекция, 2015. 1048 с.

Фроянов, Дворниченко 1988 - Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л.: Издательство ЛГУ, 1988. 272 с.

Фроянов, Михайлова 1999 - Фроянов И.Я., Михайлова И.Б. Город или протогород? (Об одной надуманной исторической категории) // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб., 1999. С. 228-236.

Шаскольский 1983 - Шаскольский И.П. Антинорманизм и его судьбы // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Генезис и развитие феодализма в России. Вып. 7. Л.: Издательство ЛГУ, 1983. С. 35-51.

Шинаков 2009 - Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства: сравнительно-исторический аспект. М.: Восточная литература, 2009. 477 с.

Шинаков 2020 - Шинаков Е.А. У истоков русской государственности. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2020. 528 с.

Шлёцер 1809 - Шлёцер А.Л. Нестор. Русские летописи на древле-славянском языке. Ч. I. СПб., 1809. 705 с.

Шлёцер 1816 - Шлёцер А.Л. Нестор. Русские летописи на древле-славянском языке. Ч. II. СПб., 1816. 842 с.

Шпилев 2009 - Шпилев А.Г. О соотнесении «страны славян» Ибн Русте с Северской землей второй трети IX в. // Средневековый город Юго-Востока Руси: предпосылки возникновения, эволюция, материальная культура: Материалы конференции, посвященной столетию начала археологических исследований Гочевского археологического комплекса. Курск, 2009. С. 52-69.

Щавелев 2012 - Щавелев С.П. Летописное сказание о Кие и его родичах как раннеисторический образ политогенеза у восточных славян // Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства: материалы международной конференции, посвящённой 110-летию со дня рождения И.И. Ляпушкина. СПб., 2012. С. 293-296.

Янин 2001 - Янин В.Л. У истоков новгородской государственности. Великий Новгород, 2001. 152 с.

Янин 2003 - Янин В.Л. Новгородские посадники. Издание второе, исправленное и дополненное. М.: Языки славянской культуры, 2003. 513 с.

Янин 2004 - Янин В.Л. Средневековый Новгород: Очерки археологии и истории. М.: Наука, 2004. 415 с.

Янин 2008 - Янин В.Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М.: Языки славянских культур, 2008. 395 с.

Milošević 2013 - Milošević A. Tko je Porin iz 30. glave De administrando imperio? // Starohrvatska prosvjeta. Ser. III. 2013. Sv. 40. S. 127-134.

Vernadsky 1959 - Vernadsky G. The Origins of Russia. Oxford: Clarendon Press, 1959. 354 s.

 

Опубликовано: Исторический формат. 2020. № 4. С. 115-134

 

[1] Так, согласно Д.А. Мачинскому, «все социально-экономические предпосылки для возникновения государственности имелись к IX в. и в чисто славянской среде» (Мачинский 1984: 19-20). По словам Н.Ф. Котляра, «об основополагающей роли варягов в создании государственности на Руси действительно писали некоторые историки и филологи в XVIII-XIX вв., но в наше время подобные взгляды не разделяет почти никто из специалистов» (Котляр 2007: 346).

[2] А.А. Зимин так пишет об этом: «Однажды явился ко мне с рефератом о норманизме, в котором громил Рыбакова. Я ему сказал, что, конечно, может он и прав, но нужно учиться, и “гусарским наездом” истину не доказывают. Но, очевидно, систематическая учеба была ему не по нутру. Дальнейшая его жизнь – страница жизни нашей страны, а к истории нашей феодальной науки она уже отношения не имеет (курсив мой – М.Ж.)» (Зимин 2015: 234).

[3] В 1952 году В.В. Мавродин был временно уволен с должности профессора исторического факультета ЛГУ (каким-либо уголовным преследованиям он при этом не подвергался, в 1952-1953 гг. преподавал в Петрозаводском университете, вернулся на работу в ЛГУ в должности профессора в 1953 году, после смерти И.В. Сталина), но нет данных о том, что это было связано с его позицией, изложенной в книге 1945 года. В ходе «чисток» в рамках «Ленинградского дела» из ЛГУ было уволено ок. 300 человек, т.е. каждый седьмой преподаватель. Занимая посты декана исторического факультета (который в то время считался «идеологическим») и заведующего кафедрой истории СССР, В.В. Мавродин практически не имел шансов не попасть под «проработку» в рамках «Ленинградского дела», когда «чистили» весь «руководящий состав» города на Неве. Помимо В.В. Мавродина с кафедры истории СССР Исторического факультета ЛГУ были уволены Б.А. Романов, А.В. Предтеченский, В.А. Овсянкин и т.д. То есть разгром кафедры и факультета носил системный характер и никак не был связан с «варяжским вопросом».

[4] Будучи просто любителем истории, О.Л. Губарев в своих сетевых опусах ничтоже сумняшеся примеряет мантию арбитра исторических дискуссий, вешает ярлыки и развязно раздаёт оплеухи историкам, которые ему чем-либо не нравятся и доходит до того, что возмущается тем, что они защищают кандидатские и докторские диссертации (см. например: https://trv-science.ru/2017/08/esche-raz-ob-erzac-nauke-v-medievistike/). Видимо, прежде чем защищать диссертации, историки должны согласовывать их содержание с инженером О.Л. Губаревым.

[5] Плохо представляя реальное развитие историографии (см. работы, указанные выше), О.Л. Губарев утверждает, что будто бы «в конце 90-х гг. прошлого века казалось, что вопрос наконец-то закрыт и историческая наука вернулась к объективному исследованию прошлого («объективным исследованием» О.Л. Губарев именует такое, результаты которого соответствуют его собственной точке зрения – М.Ж.)» (Губарев 2020: 6), при этом следует одна-единственная ссылка на статью Л.С. Клейна (Клейн 1999: 91-101), которая представляет собой воспоминания о дискуссии (между Л.С. Клейном и И.П. Шаскольским по поводу книги И.П. Шаскольского «Норманнская теория в современной буржуазной науке») на историческом факультете ЛГУ в 1965 году. Комплекс проблем общественного строя восточных славян и древнерусского политогенеза в этой статье вообще не рассматривается, да Л.С. Клейн никогда ими профессионально и не занимался.

[6] Например, её критика в книге В.В. Богомольникова (Богомольников 2004: 104-109), или, наоборот, поддержка на новом уровне тезиса о «племенных центрах» и «малых племенах» Северской земли в работе Ю.О. Пуголовока (Пуголовок 2018: 216-228).

[7] Один из учеников И.Я. Фроянова, А.Ю. Дворниченко, и вовсе считает, что домонгольская Русь с её полисным строем «классического» государства вообще не знала (Дворниченко 2014).

[8] Культы Перуна и Велеса известны у всех славян – западных, южных и восточных, включая тех, чьи контакты с норманнами были минимальны (Иванов 2005; Milošević 2013: 127-134). Почитание Перуна известно с VI века (свидетельство Прокопия Кесарийского, согласно которому славяне «считают, что один из богов – создатель молнии – именно он есть единый владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких жертвенных животных»: Свод I: 183). И сами эти боги, как и балтская пара Перкунас – Вяльняс, являются славянской версией божеств индоевропейского пантеона.