Игорь Васильев. Представления о богатстве и уровни ментальности кубанских казаков

Игорь Васильев. Представления о богатстве и уровни ментальности кубанских казаков

В наше время большое значение имеет изучение ментальности кубанского казачества. Накопленный источниковый материал, научная разработанность темы позволяет сделать некоторые выводы о структуре исследуемого явления.

Что есть ментальность? По определению, данному А.Я. Гуревичем «ментальности (mentalités) — термин, которым «новая историческая наука», наиболее влиятельное направление современной зарубежной историографии, обозначает главный предмет своего анализа: социально-психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира,представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. В то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованы в законченные и продуманные системы, ментальности диффузны, разлиты в культуре и обыденном сознании. По большей части они не осознаются самими людьми, обладающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказываниях как бы помимо их намерений и воли. Ментальности выражают не столько индивидуальные установки личности, сколько внеличную сторону общественного сознания, будучи имплицированы в языке и других знаковых системах, в обычаях, традициях и верованиях.

К подобным представлениям относятся, в частности, восприятие пространства и времени и связанное с ними осознание истории (поступательное развитие или повторение, круговорот, регресс, статика, а не движение, и т. п.); отношение мира земного с миром потусторонним, и соответственно восприятие и переживание смерти; разграничение естественного и сверхъестественного, соотношение духа и материи; установки, касающиеся детства, старости, болезней, семьи, секса, женщины; отношение к природе; оценка общества и его компонентов; понимание соотношения части и целого, индивида и коллектива, степени выделенности личности в социуме или, наоборот, ее поглощенности им; отношение к труду, собственности, богатству и бедности, к разным видам богатства и разным сферам деятельности; установки на новое или на традицию; оценки права и обычая и их роли в жизни общества; понимание власти, господства и подчинения, интерпретация свободы; доступ к разным видам источников и средств хранения и распространения информации, в частности, проблемы соотношения культуры письменной и культуры устной» [1].

Так же можно сказать, что ментальность – набор базовых представлений о мире, месте в нём человека. Целях, поставленных перед ним и способах их достижения. Элементы ментальности иерархичны, ценностно и эмоционально окрашены. Ментальность зачастую имеет отличия от официально декларируемых идейных установок. Многое в ней выражается в поведении, а не в каких-либо декларациях.

Прежде всего, ментальность выражена в традиционной картине мира. Которая включает в себя описание известного мира: природного и социального, естественного и сверхъестественного. В рамках общей картины мира выделяются особо развитые сегменты. Которые описывают важные для данного общества элементы бытия. (Например, кубанскому казачеству были присущи воинская, земледельческая, религиозная картины мира). Картину мира структурируют представления о «своём» и «чужом». Пока существует эта дихотомия, существует и общность, которой присуща данная картина мира (этнос, сословие и пр.).

От представлений о «своём» и «чужом» «перебрасывается мост» к более конкретизированному уровню ментальности – системе ценностей. Которая формулирует предпочтения и антипатии носителей картины мира (этические, эстетические и пр.). В целом набор базовых ценностей у представителей разных народов в разные эпохи достаточно сходен. Однако система ценностей иерархична. А у разных народов и у одного и того же народа в разные эпохи место одной и той же ценностной константы в иерархии может быть различно. Что и порождает этнические и социальные (исторические) различия.

Система ценностей конкретизируется применительно к реальной социальной практике в виде социальных норм. Которые, в идеале, определяют пути достижения желательного и избавления от нежелательного. (Разделение желательных и нежелательных путей достижения значимых ценностей образует общее поле соционормативной культуры и системы ценностей). Набор этих желательных (нежелательных) путей так же подвержен временным изменениям и этнической (социальной) вариативности по сравнению с ценностными константами.

Кроме социальных норм такие уровни ментальности, как картина мира и система ценностей могут конкретизироваться не только в виде социальных норм. Но и через народное творчество, материальную культуру и т.д., а также дивиантные социальные практики (пути реализации оппозиций, предпочтений и антипатий могут быть альтернативными и противоречить друг другу).

Многие значимые принципы исследования ментальности нашли отражение в работах таких значительных продолжателей традиции «Школы «Анналов»», как Ж. Ле Гофф и А.Я. Гуревич [2]. Большой вклад в разработку проблем этнической и этноисторической психологии внесла С.В Лурье [3].

Этнографический аспект системы ценностей применительно к кубанскому казачеству затронут известным этнографом Н.И. Бондарем [4]. Проблематика картины мира кубанского казачества в контексте воинской традиции разработана О.В. Матвеевым [5].

Рассмотрим для примера, какое место в ментальности кубанских казаков занимал один из компонентов. Богатство и его обладатели. Соответственно, в картине мира, системе ценностей и соционормативной культуре.

В традиционной картине мира кубанских казаков зачастую были чужаки. Например, купцы — представители иных этносов. (Не даром людей, увлекающихся стяжательством, иногда называли по экзоэтнонимом других этносов) [6]. Или же представители казачьей элиты — старшины, владельцы хуторов. Эти люди были зачастую эгоистичны, амбициозны. Не считались с правами других и социальными нормами. Например, черноморский урядник Заводовский клал на дороге своё сено и старался поймать всех проезжающих на его потраве [7].

Особенно эгоизм сильных и богатых проявлялся в землепользовании. Особенно в ранний период жизни казаков на Кубани.

В Черномории с самого начала было распространено вольнозахватное землепользование. Земля находилась в неотчуждаемом пользовании войска. Каждый казак мог пользоваться ею в меру своих потребностей и экономических возможностей. «Довольствуются чиновники и казаки сего войска вольно и равно, без всякой друг пред другом обиды,…» - писали черноморские старшины [8]. Естественно, максимальную выгоду из свободы пользования сельскохозяйственными угодьями извлекали именно они и богатые казаки. Первые законодательно, в рамках «Порядка общей пользы», закрепили за собой преимущественное право на пользование войсковой землёй. При этом декларируемая свобода эксплуатации любых войсковых земель всеми казаками на практике вела к злоупотреблениям.  Богатые действительно свободно пользовались войсковой землёй, не стесняя себя соблюдением прав других казаков. «Урядник посеял жито, а сотник его сжал» - такую типичную для ранней Черномории ситуацию приводит Ф.А. Щербина [9]. Неудивительно, что отношение к людям, посвятившим себя обогащению, было негативным. Сущ6ествовало представление, что ростовщика заживо съедят черви [10].

Однако, что касается места богатства в системе ценностей, то оно, несомненно, пользовалось уважением [11]. Но ценилось оно не само по себе, а как источник удовольствий и общественного признания. Если казак не желал обрести именно эти ценности, то и к богатству он не стремился.

Отсутствие сильного стремления к обогащению на практике выражалось в низкой товарности сельскохозяйственного производства казаков. На рубеже 70 – 80-х гг. XIX в. казакам на Кубани принадлежало только 11% тонкорунных овец. Торговля в основном находилась в руках лиц невойскового сословия. На Кубани казакам в 1900 г. принадлежало только 9% торговых предприятий. По мнению Л.И. Футорянского, одна из причин низкой капитализации казачьего хозяйства были традиционные психологические установки [12].

Одновременно в казачьей среде очень ценилась самостоятельность и самодостаточность. Способность обеспечивать себя, справляться с трудностями без посторонней помощи. А для этого требовалась хотя бы средняя материальная обеспеченность. По воспоминаниям С.И Эрастова, большим позором для черноморца было прощение ему долга как не способному вернуть. Это показывало неспособность человека отвечать за свои поступки и содержать себя, т. е. исключало его из числа людей, которые сами могут оказывать серьёзные услуги [13]. «Долг надо отдать обязательно» - говорил уже упомянутый П.Я. Романенко [14].

Такие представления о невысокой ценностной значимости накопительства достаточно традиционны. И не первый раз отмечаются исследователями [15].

Изменявшаяся с течением времени соционормативная культура казаков определяла дозволенные и недозволенные способы обогащения.

Испокон веков казаки жили за счёт военной добычи и, порой, обычного грабежа. «У казаков обычай таков: / поцеловал куму, да и губы в суму» - гласит пословица [16]. Особенно распространено было похищение скота. Согласно древнейшим представлениям народов Евразии, это занятие считалось одним из самых ярких проявлений, мужества, ловкости, удачливости. К тому же резкое противопоставление своих и чужих, присущее социуму-убежищу, способствовало временному снятию моральных ограничений в отношении последних на время похода [17].

На Линии в период Кавказской войны военная добыча была одним из источников содержания казачьих семей. В разделе захваченного имущества участвовала вся станица. Свою долю получали сироты и вдовы. В этом обычае заметно проявление как собственно казачьей, так и горской традиции, а также суровых условий военного времени [18].

К середине XIX столетия всё более важным и уважаемым источником приобретения богатства становился труд. С одной стороны, необходимость выполнять казачьи повинности, стремление добиться богатства и уважения заставляли многих казаков усердно трудиться.  Об этом говорят экономические показатели. В средине XIX в. линейные казаки уже могли торговать зерном. В среднем за год они могли реализовать около 60 тыс.  четвертей зерна [19]. В Черномории производство зерна увеличилось с 1829 по 1849 гг. почти в шесть раз [20]. В 1859 г. черноморцы, у которых в большей степени было развито животноводство, продали крупного рогатого скота на сумму 223 тыс. руб., шерсти – на 139 тыс. [21]. В период между 1850 и 1859 гг. в Черномории наблюдался устойчивый прирост поголовья скота за счёт повышения его плодовитости [22]. Возникло тонкорунное овцеводство, которое успешно развивалось уже в пореформенный период [23].

Со временем (к рубежу XIX – XX столетий) казаки всё больше ценили трудолюбие и предприимчивость. Ведь зачастую только оно могло помочь сохранить положение достойной их высокой самооценки в условиях рыночной экономики. Работящие, предприимчивые и удачливые всё выше ценили свои успехи в хозяйственной деятельности. «Работали не так, как сейчас работают. Работали от темна до темна [24].» У таких людей труд считался основой жизни. «Самое святое. Труд, труд, труд в поте лица. И богатый будешь, и дети будут твои здоровы и всё. Труд – самое лучшее [25]».

В целом недопустимыми для казаков считались криминальные способы обогащения. Данные статистики показывают, что в целом на рубеже XIX – XX вв. кубанские казаки были весьма законопослушными гражданами. В 1896 г. казаки составляли лишь 10,1% осужденных преступников [26]. (При этом они составляли 49 % от населения области [27]).

Негативное отношение распространялось, например, на конокрадство. По сведениям Ф.И. Елисеева, иногда непойманный конокрад пользовался определённым уважением как человек смелый и ловкий. Но пойманный считался покусившимся на основное казачье богатство – коня и за одно и на честь владельца. Поэтому расправлялись с конокрадами жестоко. Тем более что они тесно сотрудничали с ворами и перекупщиками из среды горцев [28]. Последнее уже могло расцениваться как измена.

Так же порицалось использование служебного положения для личного обогащения. В 1885 г. в станице Расшеватской было найдена импровизированная листовка, в которой члены станичного правления были в стихотворной форме обвинены, помимо прочего, в жадности и потворстве ворам. «Компромат» вызвал бурную реакцию обиженных. Было проведено расследование [29]. В 1916 г. казначей станицы Березанской Р.Ф. Маляревский был уличен в самогоноварении. Он был снят с должности и заключен в тюрьму [30].

Таким образом, в казачьей картине мира богатым отводилось место чужаков или «чужих в своём», притязания которых надо было ограничивать.  Но при этом возможность обладания богатством оценивалось в общем положительно. Хотя оно считалось отнюдь не самоцелью и мерилом достоинств. А скорее средством быть материально независимым, поддерживать свой статус и успешно выполнять социальные обязательства. Например, проявлять щедрость к обездоленным. В пореформенный период значимость богатства в казачьей среде возрастало. Дозволенными способами приобретения богатства считались военная добыча и честный труд. Значимость труда после окончания Кавказской войны резко выросла. Недозволенными способами считались криминальная деятельность, коррупция и пр.

 

Примечания

1. Гуревич А.Я. Проблема ментальности в современной историографии // Всеобщая история: Дискуссии, новые подходы. Вып. 1., М., 1989. С. 75, 85 — 86.
2. Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001; Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.
3. Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997.
4. Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999. С. 3 – 28.
5. Матвеев О.В. Историческая картина мира Кубанского казачества (конец XVIII – начало XX вв.): категории воинской ментальности. Краснодар, 2005.
6. Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999. С. 18.
7. Цит. по: Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Краснодар, 1992. Т. 1. С. 793, 795.
8. Цит. по: Шевченко Г.Н. К вопросу о социальной сущности процесса расслоения Черноморского казачества в конце XVIII – начале XIX в. // Проблемы общественной жизни и быта народов Северного Кавказа в дореволюционный период. Ставрополь, 1989. С. 58.
9. Щербина Ф.А. Земельная община кубанских казаков. Екатеринодар, 1891. С. 34 – 40.
10. Бондарь Н.И., Пилишина О.Н. «Жид, жид, по верёвочке бежит...» (некоторые аспекты системы ценностей русских и американцев) // Дикаревские чтения. (5). Материалы региональной научно-практической конференции. Краснодар, 1999. С. 61.
11. Передельский Е. Станица Темижбекская и песни, поющиеся в ней // Сборник для описания местностей и племён Кавказа (СМОМПК). Тифлис, 1883. Вып. 3.  С. 421.
12. Футорянский Л.И. Казачество России на рубеже веков. Оренбург, 1997. С. 94.
13. Эрастов С.И. Воспоминания старого екатеринодарца // Родная Кубань. Краснодар, 1998. №2.  С. 126.
14. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции (далее - ПМ КФЭЭ – 1993). А/к. – 448. Краснодарский край, станица Новосвободная, информатор – Романенко П.Я., исследователь – Матвеев О.В.
15. Бондарь Н.И., Пилишина О.Н. «Жид, жид, по верёвочке бежит...» (некоторые аспекты системы ценностей русских и американцев) // Дикаревские чтения. (5). Материалы региональной научно-практической конференции. Краснодар, 1999. С. 61.
16. Цит по: Белецкая Е.М. Казачество в русской литературе и народном творчестве XIX в. Тверь, 2004. С. 14.
17. Безотосный Б. Дуванный дух // Родина. 1999. №3. С. 53.
18. Цибульникова А.А. Казачки Кубани в конце XVIII – средине XIX вв. Армавир, 2005. С. 14.
19. Фадеев А.В. Очерки экономического развития Степного Предкавказья в дореволюционный период. М., 1957.  С. 161.
20. Чекменёв С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII и в первой половине XIX века. Пятигорск, 1967. С. 167.
21. Фадеев А. В. Указ. соч. С. 163.
22. Недосекин В.И. Черномория. Проблемы социально-экономической структуры. С. 21.
23. Чекменёв С.А. Указ. соч. С. 170.
24. ПМ КФФЭ – 1999. А/к. – 1963. Ставропольский край, Шпаковский район, станица Сенгелеевская, информатор – Пожидаев И.В., исследователь – Рыбко С.Н.
25. ПМ КФЭЭ – 2003. А/к. – 2950. Краснодарский край, Апшеронский район, станица Нижегородская, информатор – Перепелица М.Ф., исследователь – Рыбко С.Н.
26. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1896 год. Екатеринодар, 1897. С. 55.
27. Цит. по: Очерки истории органов внутренних дел Кубани. 1793 – 1917. Краснодар, 2002. С. 317.
28. Елисеев Ф.И. На берегах Кубани // Елисеев Ф.И. Первые шаги молодого хорунжего. М., 2005. С. 72.
29. Государственный архив Краснодарского края (далее — ГАКК). Ф. 1. Оп. 1. Д. 567. Л. 8 – 10об.
30. 30. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 79. Л. 32, 65, 94.