В рецензии рассматривается книга петербургского историка М.И. Жиха, посвящённая славянскому правителю Само и его «державе» – одному из первых известных по источникам славянских предгосударственных объединений.
В статье рассматривается миграция сербов и хорватов на Балканы в контексте международных отношений 20–30-х годов VII века. Показано, что приходящаяся на время правления императора Ираклия (610–641) волна славянского продвижения из Центральной Европы на Западные Балканы была составной частью военного и дипломатического противостояния, в ходе которого авары стали союзниками Персии, а славяне – союзниками Византии. Жившие в Средней Европе хорваты и сербы вошли в состав «державы» князя Само, утвердившейся в ходе ожесточённой войны с аварами. Обосновывается гипотеза, в соответствии с которой существовала прямая связь между существованием боровшегося с аварами славянского «государства» Само в современной Чехии и соседних областях, и хорватско-сербской миграцией из данного региона на запад Балкан, происходившей при содействии императора Ираклия. Продвижение славянского населения из пределов «державы» Само на Западные Балканы носило характер стратегической колонизации: Аварский каганат тем самым брался в железные клещи; на антиаварской основе создавался союз между славянами «державы» Само и Византией, заинтересованной в разгроме аваров и прекращении аварских набегов на земли империи, в чём ей должны были помочь ставшие федератами Константинополя группы сербов и хорватов, отправившиеся на Балканы.
И.Ю. Васильев. Советская и постсоветская Кубань. Социальная история и повседневность села. М.: Традиция, 2019. 296 с.
В книге сквозь призму повседневности показаны основные тенденции социальной истории Кубани в советский и постсоветский период. Это, прежде всего, уничтожение традиционной самоорганизации кубанских станичников, их коллективов выживания. Одновременно происходило огосударствление хозяйства и быта, создание крупного индустриального производства, которое достигло значительных успехов к концу третьей четверти XX века. Но, лишенный опоры на самоорганизацию, новый индустриальный уклад к концу XX века оказался в состоянии системного кризиса. В работе нашли отражения события Гражданской войны, коллективизации, Великой Отечественной войны и пр.
Вот уже немалое время прошло с момента издания и переиздания классической книги академика АН СССР Александра Михайловича Самсонова о Второй мировой войне. Изданий было несколько. Это и издание 1975 года, и издание 1980 года оно же 1982 года, и издания 1985 и 1990 гг. Предисловие к третьему изданию А.М. Самсонов тогда неожиданно почти полностью посвятил разбору попыток пересмотра итогов Второй мировой войны на Западе. Этот вопрос казался в то время не очень существенным и не очень актуальным. Не зря рецензенты этой книги начали её разбор сразу с 11 страницы, пропустив её первый десяток. Когда я был в Волгограде на праздновании 60-летия Победы у меня была написана совсем ещё свежая и в том же 2005 году изданная статья «Пересмотр итогов Второй мировой войны: вызов России или веление времени?».
Дефиниция «община без первобытности» используется уже многие десятилетия и применялась к разноэтниченым сообществам (раннесредневековые германцы, древнерусская народность, этносы Северного Кавказа). В её развитие внесли свой вклад такие известные учёные, как А.И. Неусыхин, И.Я. Фроянов, А.Ю. Дворниченко и другие.
В работе проанализированы сообщения средневековых восточных авторов о расселении славян в Поволжье. На основе сопоставления письменных и археологических источников автор делает вывод о проживании на территории Среднего Поволжья во второй половине I тыс. н.э. славянского населения. Проведенный в статье анализ источников показывает, что существует целый блок восточных источников, которые помещают в Среднем Поволжье ас-сакалиба - славян, единственным археологическим соответствием которым является население, оставившее памятники именьковской археологической культуры и его потомки, вошедшие в состав жителей Волжской Болгарии.
Особое место в историографии занимают концепции устройства общества, характерные для разных народов в течении очень длительного периода времени, включавшего сразу несколько исторических эпох. Подобные концепции активно развивались в т.ч. и в советский период, когда господствовала жесткая историософская схема, основанная на сменяющих друг друга формациях. Эти виды социального устройства в период господства формационного подхода обычно называли «переходными», «предшествовавшими» и пр.
В разных списках Повести временных лет (далее – ПВЛ) место её создания и имя автора указаны различно. В Лаврентьевской летописи в начале ПВЛ ничего не говорится о её авторе. Зато в неполной статье под 6618 (1110) годом, которой здесь заканчивается ПВЛ, в конце имеется запись, указывающая, что автором данного «летописца» является игумен Выдубицкого монастыря святого Михаила Сильвестр, и закончена им работа над ПВЛ в 6624 (1116 г.). В Ипатьевской летописи данной записи нет (и само повествование в статье 6618 г. там не обрывается на соответствующем месте, а продолжается дальше), зато здесь авторство ПВЛ обозначено в самом её начале и автором назван монах другого монастыря, Печерского, причём в Хлебниковском списке указано и его имя – Нестор. Кроме того, текст ПВЛ, представленный в Ипатьевской летописи, имеет ряд отличий от того, который читается в Лаврентьевской летописи. Учёные давно заметили данное противотечение и связанный с ним комплекс источниковедческих и исторических проблем и попытались разрешить его, установив место, время, обстоятельства создания и авторство (или хотя бы какой-то конкретизированный общеисторический портрет автора) оригинальной ПВЛ, признаки её последующих редакций и переработок и возможные сведения о личностях редакторов. Выводы при этом у них получились не просто разные, но взаимоисключающие.
Соискатель на учёную степень доктора исторических наук ИППК МГУ имени М.В. Ломоносова Евгений Викторович Климов в 2005 году выпустил монографию (Климов 2005), в которой предоставил интереснейшие параллели текстам знаменитой древнерусской поэмы «Слова о полку Игореве» в «Авесте» (Авеста 1980) (собрании священных книг зороастризма на авестийском языке. Древнейшая часть Авесты – Гаты были составлены в эпоху перехода индоиранских племён от бронзы к железу. (кон. II – I тыс. до н.э.) (Климов 2005: 124)), «Ригведе» (Ригведа 1972) (древнейшей части священных индийских Вед), «Шах-Наме» («древнеиранском (арийском) эпосе, систематизированном и изложенном на литературном персидском (фарси) языке. «Шах-Наме» - это поэтический опыт выдающегося иранского интеллектуала и художника Фирдоуси возродить духовные ценности иранской цивилизации. В «Шах-Наме» мы находим целый ряд сюжетных параллелей с древнерусским героическим» (Климов 2005: 127)) и других священных текстах или основывающихся на древних индоевропейских устных повествованиях, основы которых, уходят в общее для славян, персов и индусов индоевропейское прошлое. Сам Е.В. Климов не сомневается, что «Слово о полку Игореве» безусловный подлинник и отнюдь не присовокупляет выявленные или обнаруженные им параллели к общему числу доказательств по рассматриваемому вопросу. Если при сопоставлении «Слова о полку Игореве» с другими древнейшими памятниками индоевропейской письменности, вобравшими в себя многотысячелетний опыт до того бытовавшей устной религиозной традиции, у древних славян вдруг выявится цельная религиозно-философская концепция, близкая по своей сути к реконструируемой учёными древнейшей индоевропейской, то вопрос о подлинности памятника отпадёт сам собой, поскольку подделать подобную вещь было бы совершенно невозможно даже в наше время, не говоря уже о времени два-два с половиной века назад.
Говоря об исследованиях женского измерения раннесоветской истории Кубани, прежде всего, необходимо отметить, что чаще всего они проводятся в рамках изучения истории повседневности и истории культуры. Но уже опубликован ряд работ посвящённых месту женщины в исторических и социальных процессах, имевших место на Кубани в первой половине XX в. Сотрудничество коммунистов с женщинами, нередко вынужденными самостоятельно кормить свои семьи, началось ещё до их прихода к власти. Среди первых социальных групп, на которых опирались кубанские большевики в предреволюционные месяцы 1917 г., были женщины-солдатки (жены и вдовы солдат-фронтовиков, преимущественно из числа иногородних).
