Игорь Васильев. Эволюция этнического самосознания жителей бывшей Черномории в ХХ веке

вс, 09/21/2014 - 18:50 -- Администратор

Игорь Васильев. Эволюция этнического самосознания жителей бывшей Черномории в ХХ веке

К началу XX в. соотношение традиций и инноваций в культуре славян Кубани находилось в состоянии неустойчивого равновесия [1]. Дело в том, что при заселении родственными восточнославянскими этносами новых территорий межэтническое перегородки имеют тенденцию стираться. Население нередко становилось двуязычным [2]. В фольклоре наблюдаются смешанные формы. Например, русско-украинские песни (вступление – русское, припев и окончание – украинские и наоборот) [3].

В фольклорном репертуаре станицы Васюринской, как и других черноморских станиц входили русские песни раннего и позднего происхождения. Украинские песни, в том числе и обрядовые, наблюдались и в нечерноморских станицах, таких, как Воровсколесская, Воронежская, Родниковская и др. [4]. Складывается благоприятная ситуация для принятия наиболее распространённых форм культуры, господствующей моды [5]. Например, в одной из черноморских станиц пели такие популярные в начале XX в. русские песни, как «Ехал с ярмарки ухарь-купец», «Мил уехал – меня бросил» [6].  В начале XX в. в Черномории практически полностью вышел из употребления такой знаковый украинский музыкальный инструмент, как бандура (до 1913 г., когда традицию игры на бандуре стали восстанавливакть энтузиасты) [7]. Он просто хранился в домах некоторых казаков как реликвия [8]. Значительная степень интеграции украинской и русской фольклорных традиций характерно и для свадебной обрядности кубанцев [9].

В первой половине XX в. сложился общий для украинцев и русских Кубани образ жизни. Он подразумевал энергичность, аккуратность, хозяйственность [10]. К концу XIX в. складывается единое кубанское казачество как субэтнос русского народа [11]. Этничность украинцев из числа черноморских казаков эволюционирует по схеме «украинцы- кубанские казаки – кубанские казаки, русские» [12].  Дело в том, что для казачества с самого начала была характерна склонность к социокультурному синтезу. Уже их далёкие предки-запорожцы проявляли склонность к нему. Для примера возьмём нераспространённые на Украине и типичные для России кулачные бои «стенка на стенку», которые были весьма популярны в Сечи [13]. Среди жителей черноморских станиц бытовало представление о неразрывной связи Запорожской Сечи с русским государством и народом. «Суворов, когда его Запорижску Сечь выселять послали, сказал: «Видит Бог, я не виноват, что меня заставили на своих идти». Не Украину выселили – Запорижску Сечь» – рассказывали в станице Вышестеблиевской [14].

Уже на самом раннем этапе существования Черноморского войска в нём числилось немало великороссов, поляков, сербов и болгар [15]. Ярко выраженный целенаправленный интерес к русской культуре черноморская старшина проявляла уже в средине XIX столетия. Этот процесс нашел отражение в произведениях таких известных писателей как В. Мова (Лиманский) [16]. Уклад жизни кубанских казаков объединяла с великорусским и передельно-паевая система общинного землепользования. Последняя не без сопротивления, но утвердилась в последней четверти XIX В. и в Черномории. Тогда как для Украины земельные переделы были нехарактерны [17].

Существовали значимые отличия и в религиозности кубанских казаков и украинцев. Даже если речь идёт о черноморцах. Известный историк церкви протоиерей Г.В. Флоровский отмечал такие черты национальной православной религиозности украинцев, как мечтательность, чувственность, романтизм. Эти черты держались и сохранялись благодаря окатоличенной украинской церковной книжности [18]. Последняя была слабо развита в Черномории. Казачьи священники не были связаны с украинскими духовными учебными заведениями. Первоначально они поставлялись из числа самих казаков. Большинство из них были малограмотными [19]. Впоследствие кубанские священники выходили из среды выпускников Ставропольской, Тамбовской и Воронежской духовных семинарий, которые прививали казакам общероссийский уклад церковной жизни. Выпускников же Киевской и Полтавской семинарий, среди которых было сильно украинифильство, на Кубани били считанные единицы [20]. По мнению специалиста по истории кубанского православия И.А. Кузнецовой, сам быт пограничной окраины способствовал упрощению религиозных преставлений, их «окрестьяниванию». «В понятиях религиозных черноморцы недалёки. По характеру своему черноморец набожен, усерден к религии, но набожность его довольно груба. Если поставил богу свечку, справил молебны всем святым, то он уже и себя считает святым» – писал современник [21].

Украинская культура в кубанских станицах постепенно консервировалась и переставала развиваться. Большая часть потомков украинцев уже более ста лет были оторваны от основного языкового массива и жили по соседству или вперемежку с русским населением. Когда как русские говоры постоянно соприкасались с русским литературным языком [22]. Многие населенные пункты, первоначально основанные украинцами, такие как село Львовское, становясь полиэтничными, быстро теряли украинскую культурную специфику [23]. Другие, по преимуществу вначале украинские, становились смешанными в языковом отношении (такие, как станица Суздальская) [24]. Исследователь 20 – х гг. XX в. О. Бежкович отмечал, что, например, в станице Величковской при преобладании в станичном фольклоре украинских песен, новых среди них крайне мало [25]. Сами потомки черноморских казаков оценивали украинский язык как родственный, но отличный от кубанского диалекта [26]. «Балачка от украинского намного различается. Её и сейчас много употребляет. Не много, а половина» – говорит житель станицы Бакинской А.Д. Петько [27].  Последний иногда воспринимался носителями как некий «казачий язык» [28]. Сословная принадлежность в представлении кубанцев зачастую значила больше, чем этническая. «Как называть себя, не знаю. Раньше иногородними мы были. А русский или украинец – этого не знали», – рассказал в 1958 г. житель станицы Кирпильской Л.П. Сухоруков, 1866 года рождения. «У меня мама была украинка, а папа – кубанец, казак», – рассказывала старожилка станицы Гривенской Н.В. Короткая [29]. «Кацапами называли иногородних, а местных – казаками», – объясняла уроженка станицы Нижнебаканской М.В. Коломацкая [30]. «Казаки, воны кубанцы», – ответил на вопрос украинцы или русские его одностаничники житель Челбасской П.И. Беда [31]. 

Многие кубанцы считали и себя, и своих украинских предков русскими людьми, при этом отделяя себя от «москалей» – жителей центральных районов [32]. «Козакы вони рускы. Но нэ московськы», – уточнил Г.Ф. Шинкаренко из станицы Челбасской [33]. В целом до начала украинизации этнонимы «русский» и «украинец» на Кубани сравнительно мало употреблялись. По этой причине во время переписи 1926 г. национальность жителей Кубани определялась переписчиками достаточной мере условно, по происхождению, месту рождения [34]. «Украинство» огульно присваивалось иногородним черноморских станиц, приезжим с Украины. Так, поселок, основанный в 1927 г. иногородними станицы Сергиевской, был назван Украинским [35]. 

На языковую ситуацию влияли и такие факторы, как военная служба казаков. Уже в конце XIX один из корреспондентов «Кубанских областных ведомостей» сетовал, что в бывшей Черномории уже почти не слышно старинных песен о Морозенко и Сагайдачном. Молодые казаки в полковом строю пели разухабистые песни про какую-то «молодку» [36]. Влияла длительная традиция официального делопроизводства на русском языке, русскоязычная школа.

Огромное значение для национальной самоидентификации человека, является то, на каком языке он впервые научился читать и писать [37].

Очевидцы постоянно отмечали относительно высокий уровень кубанских станичных школ. Система образования в Кубанской области быстро развивалась. В 1896 г. появилось 14 училищ, подотчётных директору народных училищ [38]. В 1905г.  – 25 [39]. К числу школ, подведомственных управлению епархиальных училищ, в 1896 г. прибавилось ещё 27 [40]. В 1898 – 78. Всего в этом году появилось 96 новых школ [41]. В 1903 г. четверть кубанских казаков была грамотной [42]. В 1909 – около трети [43].

Исследователю А.Н. Забазнову удалось обнаружить интересный документ. Это записка инспектора народных училищ второго района Кубанской области Е. Григорьева. В ней он ёмко характеризует школьное образование на Кубани. «Кубанская дирекция народных училищ по размаху организации всего школьного дела и должной постановке учебно-воспитательной части занимает одно из первых почётных мест в Российской империи», – писал инспектор [44]. Конечно же, практически все училища преподавали на русском языке.

 Поэтому украиноязычное делопроизводство казалось населению крайне неудобным [45]. Тот же комплекс причин вызывал недостаток спроса в кубанских станицах на украинскую книгу [46]. Например, ученики 6-ой краснодарской школы хорошо понимали, что на украинском языке можно петь, рассказывать сказки, разыгрывать сценки. Однако они не воспринимали украинский как язык письменной культуры [47]. Тем более, что  он до 1928 г. не имел четко закреплённой правилами грамматики [48]. В 1928 г. молодёжь станицы Ново-Дмитриевской связывала получение образование именно со знанием русского языка [49].

По наблюдению В. Барки, в 20-х гг. XX в. мужчины в станицах разговаривали на балачке – диалекте русского языка, включающем в себя множество украинизмов. Тогда как женщины пользовались диалектом украинского языка, близким к полтавскому [50]. Этот диалект фиксируется ещё в дореволюционный период. «Малорусское наречие подверглось значительному изменению, и нельзя почти определить, малоросс говорит или великоросс. Получается какое-то особое наречие, которое можно назвать «кубанским»», – писал очевидец [51]. Поэтому зачастую население не видело разницы между украинским и русским языками [52]. Многие украинцы считали своим родным языком русский. Таких уже в 1926 г. было около 32%. В Армавирском округе родным считали украинский язык только 8% украинцев [53].  Наблюдатели неоднократно фиксировали у украинцев этого округа отсутствие стремления к сохранению родного языка [54]. Недаром нарком просвещения А.В. Луночарский во время своего приезда на Кубань в 1926 г. советовал вести обучение в начальных классах не на украинском, а на «материнском» языке [55]. В Ейском районе органы управления не раз фиксировали всевозможные «извращения» украинского литературного языка. Они имели место в районной газете, на украинских вывесках, в штампах и бланках [56]. 

Иногда черноморские казаки, зачастую сохранявшие интерес к украинскому фольклору и традициям, уже считали себя русскими по национальности. Так, в доме старожилки станицы Гривенской потомственной казачки М.И. Похитон висела картина «Казак Мамай» цитаты и украинских народных песен. При этом она говорила, что считает себя русской, а не украинской [57]. Казаки-черноморцы переставали отделять Украину от России. «Там русские жили, славяне. Это окраина была рубежей», – говорил об Украине черноморский казак Г.Д. Слюсаренко [58].

  К 1939 г. численность украинцев по сравнению с периодом 1926 г. сократилась на 89,2%. Одновременно численность русских выросла на 86,5%. Наблюдалась активная смена этнического самосознания с украинского на русское [59]. Около двух миллионов украинцев сменило свою этничность. Если по переписи 1926 г. украинцы составляли 50,3% населения Кубани, то русские всего 41,6%. В 1939 г. русских было уже 88,1% кубанцев, а украинцев – 4,9% [60].

Этому способствовало множество причин. Живя за пределами исторической территории Украины рядом с русскими, многие украинцы сами начинали осознавать себя русскими. «Я родом из Полтавской губернии. Отец привёз меня на Кубань восьми лет. По паспорту я сейчас пишусь русским. Я не считаю себя украинцем, так как много лет живу на Кубани» - рассказал Г.М. Губенко, житель г. Кореновск 1883 года рождения. «Мой отец и мать родом с Украины, а я считаю себя русским, так как родился я на Кубани; ещё называю себя кубанцем; сыны мои русские», – рассказывал И.К. Литвинов, 1874 года рождения из станицы Кирпильской [61]. Во многих станицах приезжие украинцы попадали в коренную русскоязычную среду. Иногородних в станице Темиргоевской называли хохлами. «Русские жили, казаки. Казачья станица была», – сообщил старожил станицы П.Е. Кролёв [62].

В определённой степени имело место и особое самосознание украинцев Кубани. «Мы не украинцы, мы кубанские хохлы» - воспринимали себя некоторые из них [63]. Так же «хохлами» называли себя жители черноморских станиц, которые определяли свою этничность как промежуточную между русской и украинской. «Мы усе хохлы. Не то русские, не то украинцы» [64]. 

Всё это способствовало постепенному «обрусению» Кубани. Кубанский диалект сохранил некоторые элементы украинского языка, но стал неотъемлемой частью русского. Подавляющее большинство коренных жителей Кубани в 1939 г.  во время всесоюзной переписи населения заявило об устойчивом русском самосознании.

Примечания

1. Чурсина В.И. Эволюционные изменения в фольклоре славян Кубани // Культурная жизнь Юга Россия. 2003. №3(5). С. 35.

2. Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М. 1967. С. 40.

3. Слепов А.А., Еременко С.И. Музыка и музыканты Екатеринодара. Краснодар, 2005. С. 12.

4. Бондарь Н.И. Некоторые формы взаимодействия русской и украинской традиции в условиях Кубани // Кубань – Украина: историко-культурные связи. Краснодар, 2008. С. 132.                                               

5. Матвеев В.А.  …Единая Русь «разметнулась на полсвета»: особенности этнополитических процессов в зонах смешанной восточнославянской колонизации на Юге России // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 33.

6. Малохович И. Ст. Б-ская // Кубанские областные ведомости. 1912. 7 ноября. С. 3.

7. Емец В. Казаки-бандурники нового времени // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 2001. №3. С.40.

8. Чёрный А. История бандуры на Кубани // Родная Кубань. 1999. №4. С.117.

9. Жиганова С.А. Кубанская свадьба как музыкально-этнографическая традиция позднего происхождения. Автореферат канд. дисс… М., 2008. С. 24.

10. Барка В. Кубанский холокост // Родная Кубань. 2002. №3. С. 62.

11. Бондарь Н.И. Некоторые формы взаимодействия русской и украинской традиции в условиях Кубани // Кубань – Украина: историко-культурные связи. Краснодар, 2008. С. 141.

12. Там же. С. 140.

13. Панченко Г.К. Нетрадиционные боевые искусства. От Америки до Руси. Харьков – Ростов – н/Д. 1997. С. 324.

14. Кубанская фольклорно- этнографическая экспедиция (далее – КФЭЭ) 2004 года, Аудиокассета (далее - А/к.) № 3052. Краснодарский край, Красноармейский р-н., ст. Староджерелиевская, инф. – Задорожний П.В. (1938 г.р.), иссл. – Рыбко С.Н., Кузнецова И.А.

15.Фролов Б.Е. Переселение Черноморского казачьего войска на Кубань. Краснодар, 2005. С. 80.

16. Чумаченко В.К. «Сердце тихо плачет…» // Родная Кубань. 2006. №1. С. 137.

17. Армстронг Дж. Украинский национализм. Факты и исследования. М., 2008. С.7.

18. Флоровский Г.В. Пути русского богословия // www/vehi.net/florovsky/

19. Горожанина М.Ю. Просветитель Черномории Кирилл Россинский. Краснодар, 2005. С. 54.

20. Царинный А. Украинское движение // Украинский сепаратизм в России. М., 1998. С. 202 – 203.

21. Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей Кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999. С. 8.

22. Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М. 1967. С. 44.

23. Криводед В.В. История села Львовского на Кубани. Краснодар, 2002. С. 46.

24. КФЭЭ – 2008. А/к – 3948. Краснодарский край, Горячеключевской р-н, ст. Суздальская, инф. – Петенко И.Г., Зукемян А.Н.  1932 г.р., иссл. – Матвеев О.В.

25. Бежкович О. Передел старой жизни // Родная Кубань. 2004. №2. С. 72.

26. КФЭЭ – 2001. Видеокассета №96/1. Краснодарский край, Каневской р-н, ст. Каневская, иссл. – Святка Н.П., иссл. – Матвеев О.В.

27. КФЭЭ – 2008. А/к. – 3904. Краснодарский край, Горячеключевской район, ст. Бакинская, инф - Петько А.Д., иссл. – Матвеев О.В.

28. Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М. 1967. С. 53.

29. КФЭЭ – 1995. А/к- 681. Краснодарский край, Калининский р-н, ст. Гривенская, инф. – Короткая Н.В., 1908 г.р. казачка, иссл.- Мануйлов А.Н.

30. КФЭЭ – 1995. А/к. – 923. Краснодарский край, Крымский р-н, ст. Нижнебаканская, инф. Коломацкая М.В., 1919 г.р., иссл. – Мануйлов. А.Н.

31. КФЭЭ – 2001, А/к. – 2327. Краснодарский край, ст. Челбасская, инф. – Беда П.И., иссл. – Матвеев О.В.

32. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 187.

33. КФЭЭ – 2001, А/к. – 2328. Краснодарский край, ст. Челбасская, инф. – Кабан Н.Е., 1925 г.р., Кабан Т.Н., 1921 г.р., Шинкаренко Г.Ф., 1913 г.р., иссл. – Матвеев О.В.

34. Цит. по: Иванцов И.Г. Указ. соч. С.31 -  33, 36.

35. Сохоцкий Ю. Строим новую жизнь // Красное знамя. 1928. №33. С.4.

36. Бондарь Н.И. Некоторые формы взаимодействия русской и украинской традиции в условиях Кубани // Кубань – Украина: историко-культурные связи. Краснодар, 2008. С. 132.                                               

37. Миллер С. Национализм и империя. М., 2005. С. 34, 36.

38. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1896 год. Екатеринодар, 1897. С. 41.

39. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1905 год. Екатеринодар, 1906. С. 55.

40. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1896 год. Екатеринодар, 1897. С. 41.

41. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1898 год. Екатеринодар, 1899. С. 48.

42. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1903 год. Екатеринодар, 1904. С. 72.

43. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1909 год. Екатеринодар, 1910. C. 75. 

44. Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК). Ф. 470. Оп. 2. Д. 1450а. Л. 2.

45. Цетр хранения документации новейшей истории Краснодарского края (далее – ЦДНИКК). Ф. 8. Оп 1. Д. 410. Л. 4.

46. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 410.  Л.1.

47. ГАКК. Ф. Р – 883. Оп. 1. Д. 28. Л. 1об.

48. Борисёнок Е.Ю. Феномен советской украинизации. М., 2006. С. 139, 191.

49. Хмурый. Учись, чему заставляют // Красное знамя. 1928. №33. С. 3.

50. Барка В. Указ. соч.. С. 64.

51. Что осталось от Запорожья в Кубанской области? // Кубанские областные ведомости. 1911. №158. С. 3.

52. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 410.  Л. 20.

53. Ракачёв В.Н. Указ. соч. С. 51.

54. ЦДНИКК. Ф. 12. Оп. 1. Д. 56. Л. 77.

55. Иванцов И.Г. Указ соч. С. 187.

56. Там же. С. 194.

57. КФЭЭ – 1995. А\к. – 688. Краснодарский край, Калиниский р-н, ст. Гривенская, инф. Ильченко М.Д.; Похитон М.И. 1927 г.р.  иссл. – Зуб Е.В.

58. КФЭЭ – 1995. А/к. – 929. Краснодарский край, Приморско –Ахтарский р-н,  хут. Новонекрасовский, инф – Слюсаренко Г.Д., иссл – Мануйлов А.Н., Сень Д.В.

59. Ракачев В.Н. Указ. соч. С. 52 – 53.

60. Ракачёв В.Н., Ракачёва Я.В. Народонаселение Кубани в XX веке. Историко-демографическое исследование. Краснодар, 2007. Т. 2. С. 115 – 116.  

61. Цит. по: Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М. 1967. С. 33.

62. КФЭЭ – 1997. А/к. – 1244. Краснодарский край, Курганинский р-н, Ст. Темиргоевская, инф. – Кролёв П.Е., 1904 г.р., иссл. – Матвеев О.В. Мартынюк Л.С.

63. Бершадская О.В. Осуществление политики украинизации на Кубани в период 1925 – 1932 гг. // Вторые кубанские литературно-исторические чтения. Краснодар, 2000. С. 124. 

64. КФЭЭ – 2004. А/к. – 3124. Краснодарский край, Темрюкский р-н, ст. Вышестеблиевская, инф. - Черненко М.Я., иссл. – Матвеев О.В.