Империя

В.Н. Татищев по праву считается Геородотом Русской истории, но так было не всегда. Известно, что он писал свою историю около тридцати лет, но при его жизни ничего так и не было издано. Первый том его «Истории Российской» увидел свет лишь спустя восемнадцать лет после смерти автора, когда у России уже был целый ряд своих профессиональных историков, а у императрицы даже свой придворный историограф – князь М.М. Щербатов. За последующие два столетия произошли карамзинская и пушкинская реформы русского языка, в 1918 году изменился гражданский шрифт, а переиздание его труда всё не осуществлялось и не осуществлялось. Это зачастую приводило к не совсем верному его цитированию, пример чему мы уже ранее приводили. В 1960-е гг. «История Российская» наконец была переиздана, переиздавалась она и в современной России, что нашло своё отражение и на просторах интернета. И советское и российское издания и интернетиздание, по сути, однотипны и в основном мало чем отличаются друг от друга, но если в языке ещё есть какое-то не слишком значительное различие, то смысл текста они передают все в целом одинаково.

Отношение Я. Г. Кухаренко к противостоявшим ему на поле горцам можно назвать противоречивым. Закономерный негатив в отношении опасного врага, против которого приходилось вести тяжелую, во многом в действительности оборонительную войну, сочетался с уважением искреннего и не предвзятого человека. Я.Г. Кухаренко был одним из основоположников изучения российско-адыгских отношений на Кубани. Обвинения Я.Г. Кухаренко некоторыми современными адыгскими исследователями в лютой ненависти к горцам и военных преступлениях опровергаются отношением к Я.Г. Кухаренко его современников – адыгов.

Жажда путешествий, которую я ощущал в своей душе от рожденья и начал утолять уже в ранней юности, никогда не была для меня данью моде. Всех нас в той или иной степени мучит желание познать мир, кажущийся нам темницей, ибо мы не выбирали его своим пристанищем, однако я, пожалуй, не смог бы со спокойной душой покинуть этот тесный мирок, не исследовав все его уголки. Чем больше вглядываюсь я в свою тюрьму, тем краше и просторнее становится она в моих глазах. Девиз путешественника – видеть, чтобы знать, – это мой девиз; я не выбирал его, он подсказан мне природой. Сравнивать образы жизни различных народов, населяющих землю, изучать их манеру мыслить и чувствовать, отыскивать узы, связующие по воле Господа их историю, нравы и облик, одним словом, путешествовать – значит для меня обретать неисчерпаемый запас пищи для любознательности, вечный источник возбуждения для мысли; помешать мне странствовать по свету – все равно, что похитить у книжника ключ от книжного шкафа.